 Вчера я умер.
Я не хотел, правда. Так получилось. С утра непонятно себя чувствовал, и вдруг
раз – и вот…
Не думал, что
будет именно так.
– Ты кто? – я
отпрыгнул назад.
– Я – Робеспьер.
– Пушистый жирный котяра выгнул спину и медленно, лениво встряхнул каждой
шерстинкой по очереди. От этого по спинке его заходили рыжие беспокойные волны.
– Твой сосед. А тебя как зовут?
Хм, тоже мне… Не успеешь помереть, а уже лезут знакомиться всякие
нахалы. И не надо говорить, что я первый спросил. Он вообще меня напугал. Имею
полное право испу… в смысле, удивиться!
А, собственно,
с чего я? Вполне приличная морда, дружелюбная. Нет,
конечно, я виду пока не подам. Сначала надо понять, что за кот, что на уме… да и пообвыкнуться в новом,
так сказать, состоянии.
Так,
осмотримся. Помещеньице небольшое, но поглядеть есть
на что. Стол огромный по центру. Хорошо… А на нем?
Разберемся. Стульев много вокруг, отлично. А там? Неужто
камин? Просто шикарно! Еще и растоплен, ну все, можно
жить. Я имею в виду, есть жизнь после смерти, определенно есть.
А здесь? Шкафы
на всю стену. С книжками. Лизка моя книжки страсть как любит. Они теплые. И
шуршат здорово. Лизка… Лизка!
– МЯУ!!!
Лизка! Господи
кошачий Боже, верни меня, пожалуйста, назад! Там ведь Лизка осталась. Как я
теперь без нее? А она без меня?
– Чего ноешь?
– Уйди, не
приставай, – я отвернулся и взялся вылизывать шерсть.
– Слышь?
Я фыркнул.
– Матфей…
– Ну чего тебе?
Он прищурил
глаз.
– О чем
грустишь? Или о ком?
Что, и
погрустить нельзя? Я, между прочим, привык к ней. Имею право. Может быть,
даже люблю по-своему… Или теперь нужно говорить
"любил"?
– Лизка у меня
там осталась. Маленькая совсем, глупенькая. Пропадет без меня, пока я тут на
печи лежу.
– Понятно.
Робеспьер
встал и прошелся вокруг меня. Понюхал.
– Расскажи
мне, какая она.
Не понимаю,
почему я рассказал…
– И правда, хорошая! – отозвался он, выслушав внимательно, не
перебивая. – Хочешь ее увидеть?
Мне
показалось, что я сейчас сойду с ума. Увидеть? Это что же, мне можно вернуться?
– Издеваешься?
Он улыбался.
– Нисколько.
Зачем мне над тобой издеваться? Забыл, где мы?
Я поводил
глазами по сторонам.
– Ну, в
Кошачьем мире, и что? Здесь не издеваются?
Он продолжал
улыбаться.
– Конечно же нет. Зачем?
Кошара уперся
мне в лоб своим лбом и муркнул. И – внезапно исчез!
Окно
распахнулось от порыва ветра. Звякнуло в раме стекло, занавеска надулась и
затрепетала, как птичье крыло. Сук подо мной раскачивался и угрожал сбросить
наземь. Я покрепче вцепился когтями в кору.
Вгляделся…
Передо мной
была комната. Знакомая, привычная, родная. Моя!
Ух, как
раскачивается дерево, не грохнуться бы! Вот ветруган,
надо же так разгуляться непогоде. Еще дождя не хватало. Брр!
Я изловчился
и, дождавшись удобного момента, соскользнул на подоконник. Уф! А все-таки
страшно.
– Мяу?
Прошелся по
комнате, обнюхал все. Как же хорошо быть дома! Я неторопливо, с удовольствием
потянулся.
Да уж,
приснится же такое! Подумать только, я – умер! Ха! Да у меня вообще девять
жизней. И ни одна не израсходована, между прочим.
Так, ладно.
После такого кошмарного сна решительно необходимо перекусить! Я толкнул мордой дверь и попал в коридор. А следом – на кухню.
Лизка была
там. Сидела на табурете, придвинутом вплотную к плите. Грелась.
– Эй, привет.
Что у нас насчет позавтракать?
Я прыгнул
девочке на коленки.
– Мрр-р-р-ам! – Ох, Господи кошачий Боже, до чего хорошо. – Му-урр…
Она меня
словно и не заметила. Задумчиво уставилась в окно. Не понял… Лизка, это же я!
Ну, давай, как ты умеешь: сперва за ушком, потом пузо…
– Муррр!
– Матфей, она
тебя не видит, прости. Я сказал, покажу ее, но не обещал, что смогу показать ей
тебя.
Робеспьер?!
– Эй, погоди!
А ты здесь откуда?
Огромный рыжий
кот тяжело и грустно вздохнул.
– Так всегда
бывает. Мы можем их видеть, они нас никогда… почти никогда.
Я прозрел! Но,
о Боже, лучше бы мне навсегда остаться слепым котенком.
– Так я…
действительно… издох?
– Ну,
вообще-то да. А ты засомневался?
Я тщательно
вылизал правую заднюю лапу. Ничего не засомневался. Просто подумал, что мне
приснилось. Понадеялся. А сомневаться и надеяться все-таки разные вещи.
Девочка сидела
на табуретке такая печальная…
– Мяу?
– Матфей, ну
хоть сейчас пойми, она не знает нашего языка. Поговорите нормально,
по-человечески.
Упавшая
челюсть отдавила передние лапы.
– Ты в своем
уме?
– Несомненно,
в своем. В чужом не бывал. Да и не хочется как-то. Очутишься в каком-нибудь скудненьком умишке… Мне в моем уютней, – ухмыльнулся он,
самодовольно пялясь в огромное трельяжное зеркало.
Напыщенный, нахальный тип. Видеть его не хочу. Не то, что разговаривать.
– А что, у
меня получится?
– Попробуй, – он
пожал плечами.
– И она
услышит?
Робеспьер
распушил хвост.
– Почувствует.
За что мне
такой… соседушка достался? Терпеть не могу!
– Лизка,
привет.
– Фейка!..
* * *
Он подвел меня
к окну. Ночь была прохладной. Звезды попрятались за облаками, источающими запах
дождя. Небо хмурилось, хмурилось, и, наконец, забарабанило. Капли хлестали по
дереву, сшибая листья, колотили в стекло, по откосам. Я прижался плотнее к
стеклу. Лизка спала, прижав к груди плющевого зайца. Старый такой заяц, помню
его. Сам любил с ним поиграть.
Лизка
заворочалась. На ее лицо упала тень… какая-то особенная тень, я таких не видел. Не понравилась она мне. Фрр!
– Иди за мной.
Робеспьер
прошел прямо сквозь оконную раму. Помедлив, я решился сделать шаг на
подоконник. Получилось! Вот и знакомая комната. Машинально встряхнулся, но
шкурка была сухой. Никак не привыкну… Робеспьер
насмешливо хмыкнул, но я успел притерпеться к его ухмылкам и не обиделся.
Наверное, без
него мне было бы одиноко.
Даже в
Кошачьем мире.
– Подойди к
ней.
Лизка
отвернулась, сунула ладошку под щеку. Мутная, шероховатая на вид тень
отпрянула, но через миг снова надвинулась. Девочка накуксилась, быстро
задвигались под веками зрачки. Губы сжались в узенькую полоску.
– Что
случилось?
– Ей снится
страшный сон, – ответил рыжий. – Загляни ей в глаза.
"Но они
закрыты", – подумал я, но не стал спорить. Приблизился к Лизкиному лицу и
уставился в него, не мигая. И вдруг увидел…
– Отдай!
– Да отстань
ты, плакса вакса гуталин, на носу горячий блин!
– Жорка, ну пожалуйста, ну отдай Пыжика.
Второклассник
Жора Огуречкин поднял плюшевого зайца повыше и
запрыгал то на одной, то на другой ножке.
– А вот и не
отдам, вот и не отдам! А ну-ка отними, малявка!
Он скакал и
веселился, а Лизка стояла перед ним и плакала. Внезапно пошел дождь. Асфальт
моментально намок, а Жорка все кривлялся.
– Он же
простудится под дождем! Простудится и умрет, дурак!
Как ты не понимаешь?
– Глупости! – хохотал
Огуречкин. – Лизка-редиска, плакса-клякса. Лизка,
ной, Лизка, ной, умирает зайчик мой. Ха-ха-ха, ты думаешь, если твой глупый кот
издох, то и все должны, да?
Плюшевый заяц
Пыжик упал в самую глубокую и грязную лужу.
Лизка
дернулась, будто ее хлестнули. Обе Лизки: и та, которая стояла под дождем, и
та, что лежала в постели. По щекам девочки текли горячие, горькие слезы.
– Ах, ты гад! –
возмутился я и, вскочив, кинулся было на обидчика… Но впечатался мордой в подушку и чуть не разрыдался сам.
– Хочешь
помочь?
Сволочь!!!
– ДААА! Я ж
этого Огуречкина… Я ему всю морду
в кровь раздеру!
– Нет, я не
про то. Хочешь помочь Лизке? Чтобы кошмар ушел?
– Мяу, да!
– Замурчательно. Тогда ляг с ней рядом, обними лапками и
подуй в лицо. И поцелуй, потрись шерсткой о щеку, чтобы ей слаще спалось.
Представь, что бы ты хотел ей приснить.
– Приснить?!
– Да, это
называется именно так. Ночные Коты так делают. Присни
ей что-нибудь хорошее. Попробуй!
И я
попробовал…
Тень снова
вздрогнула и убралась прочь. Лизка успокоилась и улыбнулась, прижавшись щекой к
плюшевой заячьей спинке. Робеспьер похлопал меня по плечу.
– Неплохо
вышло. Для первого раза. А ты, кстати, знаешь, почему Жорка такой?
– В смысле?
Тот мальчишка из сна?
– Из сна? Это
же ваш сосед. Или не узнал?
Закончив
ожесточенно вылизывать бок, я взглянул на терпеливо дожидающегося Робеспьера.
Если честно,
то я мало интересовался жизнью хозяйки в те часы, когда мне не требовалось
почесать пузо или пощекотать за ушком. Не принято даже
вроде, не по-кошачьи как-то. Да и вообще… А мальчишка?
Ну да, жил вроде такой в соседнем подъезде. Мое какое дело? Меня не достанет, я на подоконнике. Или на
перилах балкона. А он внизу.
– Узнал…
– И как
думаешь? Почему обижает девчонок?
Я выпустил
когти и скребнул ими пол.
– Чего там
думать? Гад он и сволочь, вот почему.
– Пойдем! Я
тебе его покажу…
Ребята бегали
по зеленому полю.
– Подавай!
Мишка! Не зевай, придурок!
– Пасуй!
– Да куда ты?
Эй, а ты куда, Жорик-обжорик?
Взрослый
мальчишка, перешедший уже в целый шестой класс, подбежал к Жорке Огуречкину и отвесил подзатыльник.
– Тебе не в
футбол играть, а огурцы трескать. Не суйся, мелкий!
Сиди лучше в песочнице, домики строй. Или куличики, ха-ха!
Обиженный
Жорка перебежал на правый фланг.
– Пас! Дайте
пас, я забью! Ну пожалуйста!
Ребята Жорку
не замечали. Мяча он так и не дождался, и в конце
концов сам кинулся наперерез здоровенному пацану, пытаясь отнять мяч у него и
забить гол. Ведь вратарь команды соперников так замечательно отвлекся на
въехавший во двор новенький автомобиль.
– Ой!
Жорка, сбитый
с ног и отброшенный в сторону, расплакался и схватился обеими руками за
разбитый лоб. А взрослые мальчишки собрались вокруг и громко смеялись, тыча в
него пальцами.
Жорка изо всех
сил зажмурился… и проснулся весь в слезах.
Робеспьер кинул
на меня взор.
– Теперь
понял?
– Понял – что?
Вредного мальчишку поколотили во дворе, а он в отместку решил обидеть маленькую
девочку. Или ему только приснилось, что поколотили? При чем здесь вообще сны?
– Сами по себе
ни при чем. Но ты представь: тебе и так целыми днями плохо, а проблемы еще и во
сне начинают преследовать. Тут уж точно не останется никакой надежды на лучшее.
А если кончилась надежда, разве можно сделаться лучше? Если не видишь смысла?
Да уж,
наградил Бог наставником.
Рыжий кот
вспрыгнул на подоконник и в мгновение ока очутился на крыше. Я догнал его возле
телевизионной антенны. Робеспьер почесал о нее спину и
загадочно взглянул на меня.
– На самом
деле он неплохой парень. Учится на четверки. А по труду и пению даже пятерки
получает. Просто ему ужасно хочется иметь друзей. И играть в футбол, он его
очень любит.
– Хм… ну и
что? Какое мне до него дело?
Робеспьер
пожал огненными плечами.
Я жутко
захотел вылизаться… и делать это долго-долго. Когда вылизываешься, не нужно
отвечать. А еще при этом очень удобно прятать глаза. Вроде как занят…
Конечно, он
прав. Жорку будут колошматить взрослые мальчишки, он –
обижать малышей. Лизка – видеть дурные сны и плакать. А я – прогонять от нее
новые кошмары. Замкнутый круг.
Есть мне
вообще до него дело? Кажется, теперь почему-то есть.
– Ну… не знаю.
Хочешь, я и его обниму и подую в лицо, когда ему снова приснится плохой сон.
– Можно,
конечно. Но ты не торопись, – промяукал Робеспьер. – Лучше посмотри, что видят
во сне те ребята. Может быть…
Он не
договорил. Но я все понял.
– Ты думаешь… Нет, ты на самом деле считаешь, что можно попытаться? Я
сумею?
Великан
Робеспьер шевельнул ушами и лапой почесал усы.
– Я этой
работой пятьдесят семь лет занимаюсь. Хочешь со мной?
Ночной Кот
всплеснул крыльями и, улыбнувшись огромному блюдцу сметаны на небесах, мягко
опустился на покатую черепичную крышу.
|
