Исповедь Давида

Здравствуй, дорогая мама!
Сколько раз я начинал так письмо, в котором просил у тебя прощение, а потом рвал его на кусочки и сжигал. Чтобы никто не мог сложить обрывки бумаги и прочитать о той боли, что была у меня на сердце. Всякий раз, когда ты приезжала ко мне на свидание, я хорохорился и строил из себя бравого парня, а на душе скребли кошки. Ты старела так быстро, от встречи к встрече превращаясь в сморщенную, ссохшуюся старушонку с выцветевшими глазами. Я знал, что это из-за меня.
Ты единственный человек, который меня любит, а я причинил тебе столько боли. Это из-за меня ты пролила столько слез, что глаза потускнели, а слезы проложили на лице глубокие борозды морщин. Это горе, которое я тебе принес, придавило тебя так сильно, что плечи опустились, и ноги стали передвигаться с трудом. Это страх за меня, единственного сына, выкрасил твои волосы в белый цвет. Это я превратил твою жизнь в сплошную боль, ноющую и дергающую, боль никак не заживающей, гниющей раны.
Прости, родная.
Ты не заслуживаешь этого. Нет-нет, только не ты. Ты всегда была достойным человеком: хорошей женой, верной подругой, трудолюбивой сотрудницей. Но, самое главное, ты была любящей матерью. А всегда знал, что есть человек, который меня любит, и этот человек – моя мама.
Знаешь, были моменты, когда я чувствовал себя одиноким, никчемным и никому не нужным. В такие минуты я просто выл от безысходности. И вот тогда я вспоминал тебя. Мама. Мне казалось, что я и живу-то еще лишь потому, что ты думаешь обо мне.

А последняя наша встреча? Мне так стыдно, что я не узнал тебя сразу. В моих снах ты все та же юная и веселая. Мы катаемся с тобой на каруселях, запускаем в синее небо воздушные шарики и смеемся. Все время смеемся. Ты так любила смеяться, когда я был маленьким. Твой звонкий смех до сих пор будит иногда меня по ночам.
И как страшно пробуждение. Когда вокруг темнота и тишина, лишь редкий скрип старых нар и небольшая полоска лунного света сквозь решетчатое оконце.
Да, моя жизнь оказалась не такой, какой ты себе ее представляла.

Ты дала мне редкое для украинской глубинки имя – Давид. Не знаю, называют ли сейчас детей этим именем. Все может быть, ведь времена меняются, но тогда я не знал никого другого с таким именем, и очень гордился этим. Многие спрашивали тебя, почему ты так меня назвала. А ты отвечала, что твоя мать, моя бабушка, рассказывала тебе о царе Давиде. Ты не помнила, когда он жил и каким царством правил, но ты знала, что он был сильным и знаменитым царем.
Помню, ты гладила меня по непослушным вихрам и приговаривала: ты тоже будешь сильным и знаменитым. Не могу сказать, что твое предсказание не сбылось. Я, действительно, стал сильным и в определенных кругах знаменитым. И зовут меня «Царем». Это «погоняло» приклеилось ко мне с первой же ходки.

Я всегда представлял себя царем, с самого детства. Даже когда я, как и все дети, рисовал первые рисунки, на которых по белому небу плыли синие облака, а солнце желтыми лучами касалось мамы, которая держала за руку сына, на голове у сына была золотая корона. Я видел себя царем, ну или, по крайней мере, принцем!
И ничто не должно было помешать мне им стать. Ничто: ни времена, ни нравы, ни закон. Да и что мне закон, когда я сам – царь, и сам пишу себе законы!
Да, так я думал и когда в первый раз попал в тюрьму, и во второй, и в третий. Это был мой образ жизни, и меня все устраивало. Я шел по жизни царем: жил как хотел; брал, что хотел; делал, что хотел. Никто и ничто мне был не указ!

Ты не вини себя, мама. Не надо. Ты в этом не виновата. Ты учила меня только хорошему, но я сам выбрал путь. Да и что ты могла сделать? После смерти отца тебе приходилось пахать на двух работах, самой тянуть дом. А я смотрел на это и не хотел такой жизни. Не хотел.
Зачем столько работать, чтобы еле-еле сводить концы с концами? Нет, я работать не собирался вообще. Я нашел более легкий путь жить в достатке. И меня не страшило то, что большую часть жизни, я смогу провести в тюрьме. Меня здесь уважали, я был в авторитете, имел все, что хотел. И тебе, мама, спасибо за частые посылки. Ты присылала мне их регулярно, и это, несмотря на скудный заработок.

Я знаю, что ты хотела приехать ко мне на День рождения. Извини, но я специально не стал просить начальство о свидании. Мне было страшно увидеть, что ты постарела еще больше. В последнюю нашу встречу я был в шоке. Я все время отводил взгляд в сторону, стараясь не смотреть на тебя. Я боялся запомнить тебя такую – старенькую и уставшую. Боялся, что ты будешь мне такая сниться, а я стану подрываться с нар и потом до утра корить себя за то, что это я виноват в твоей боли.
Последние полгода я часто об этом думаю.
Чего я добился в жизни? Что я имею в свои сорок пять?
Я был потрясен, когда понял, что не сделал в жизни ничего хорошего. У меня нет ни семьи, ни детей. У меня нет друзей, вокруг одни «шестерки», готовые предать в любой момент, и «паханы», готовые порвать на куски, если выйду из-под контроля. Я не принес никому добра. За моей спиной только боль и слезы. И это называется «оставить за собой след»?
Нет, не для этого ты меня родила! И я не о такой жизни мечтал!
Как же так? Полжизни прожил и кроме горя ничего никому не принес.
Где выход? И есть ли он?
Эти вопросы стали преследовать меня днем и ночью. Я сходил с ума, не понимая, что делать дальше.
Меня даже стали посещать мысли о самоубийстве. Но я боялся, что не смогу довести дело до конца, а тогда мне на зоне будет не сладко.
В общем, эти разгоряченные мысли довели меня до горячки в прямом смысле. Да так, что даже на больничку попал. А на соседних нарах со мной Святоша лежал. Я это «погоняло» уже слышал. Он к нам на зону недавно прибыл, и говорили о нем странные вещи: не пьет, не курит, даже чифирем не балуется. А все Библию читает, молится и улыбается. Одним словом – Святоша. У нас таких не любят.
Не знаю, что у него и как с Пилюлей случилось, только тот Святошу подрезал. Не глубоко, но на больничку он попал раньше меня на день. А на следующий день к нам и Пилюля поступил. Жуткий у него был вид…
Весточка к нам с другой зоны про Святошу дошла. Оказывается, он там был уважаемым человеком. Вот только перемкнуло его малеха – в Бога уверовал, «погоняло» сменил. Но братва как узнала, что за человек этот Святоша, с Пилюлей сама разобралась, чтобы не лез, куда его не просят.
Ну, в общем, лежу я себе, наблюдаю, что же дальше будет. Пилюля же еле дышит, ребра поломаны. А Святоша ничего, по комнате уже шаркает. Все, думаю, Пилюля отсюда вперед ногами выйдет.
Ан нет. Кто бы рассказал, не поверил. Святоша за ним ухаживать стал. Водички подаст, таблеточки. Я глазам своим не верил! Спрашиваю: зачем ты это делаешь, а он улыбается. Кто же ему еще поможет, говорит, здесь все лежачие, один я хожу. А сам-то за бок держится, ноги трусятся.
Вот так мы с ним и познакомились. Я сначала решил, что у мужика крыша съехала. А потом разговорились, оказывается, его такие же мысли одолевали, что и меня: о смысле жизни, о прошлом, о будущем. А потом он верующих зэков встретил.
Да-да, мама, такие тут тоже есть. Я раньше их сторонился, как прокаженных…

Однажды я спросил у Святоши, когда он Библию читал: что там пишут? А он мне и говорит: вот о царе Давиде сейчас читаю. Великий был человек! Я аж обомлел. Как, спрашиваю, что в Библии не только о Боге пишут? А он улыбается. Нет, говорит, еще и о людях, которые Бога любили.
Как мне стало интересно про царя этого побольше узнать… Сама понимаешь, что это для меня значило. Стал мне Святоша вслух читать, да пояснять, что не понятно.
Одним словом, мужик, этот Давид, был что надо, не смотря, что и царь, не смотря, что из Библии. Настоящий. Понимаешь? Не икона какая… И любить умел, и ненавидел, и овец пас и царством правил, народы объединял. Ошибки тоже, конечно, делал. Живой же человек! Но Бога любил, потому и каялся перед Ним. А Бог его прощал и дальше жить помогал. Великий был человек этот Давид. До сих пор о нем помнят, особенно евреи.
И так больно мне стало, мама. Как подумал я, а кто обо мне вспомнит? Вот тебя не станет и не кому обо мне вспомнить будет. А если и вспомнят, то уж точно не добрым словом.
Так мне за свою жизнь обидно стало…
Что ж я за человек такой, даже доброго слова ни от кого не заслужил.
В общем, решил я с такой жизнью расстаться!
Нет-нет, мама, не бойся! Руки на себя накладывать не буду. Теперь я знаю, что со смертью жизнь не заканчивается.
А вот с прошлой жизнью расстался без сожаления! Я теперь новый человек, и кличут меня не «Царем», а по имени – Давидом.
Ты меня теперь, мама, не узнаешь. Приезжай, я договорился с начальством о свидании.
Твой любящий сын,
Давид.

Исповедь Давида Проза

Исповедь Давида
Проза