Шок

Шок

Елена Николаевна пришла в учительскую пораньше, чтобы упорядочить подготовленный материал. Молодая учительница немецкого языка, она была классным руководителем шестого «а» класса. Сегодня у нее в ее классе второй урок, и времени было достаточно. На этом уроке она собиралась принимать пройденную тему и подготовила небольшую контрольную. Затем планировалось провести увлекательную игру на немецком языке.
Разложив аккуратно весь материал, Елена Николаевна стала просматривать классный журнал. До звонка оставалось пятнадцать минут, и тут в учительскую вошла Ольга Васильевна, высокая худощавая «химичка».
--Ты расстроена, Лена?--спросила она, увидев задумчивое лицо коллеги.
--Да нет,--вздохнула Елена Николаевна,--я об одном думаю: хоть бы сегодня Самойленко не явился. У меня сдача темы плюс очень интересная игра. Чтоб он мне урок не сорвал.
--Да уж, наслышана я об этом «золотке» вашем. Не позавидуешь. А ты еще и его классный руководитель. Не хотела бы я у него вести химию.
--И не говори. Любые липовые тройки ему готова поставить, только бы на уроках его не видеть. Да и жалобы других учителей надоело слушать. Фактически не было такого урока, которого он хоть раз бы да не сорвал. Уж и с ним, и с его родителями говорила, и дома у них была. И двойки ставила, так плевать он хотел.
--И чего он такой, интересно?
--Родители два года назад развелись, страдал очень. А год назад мать снова замуж вышла, так вообще будто взбесился. Никак отчима не признает, хотя тот к нему, как к сыну, со всей любовью. Своих у него нет, а к этому, как к родному, относится.
--Может, он из-за того, что с родным отцом запрещают видеться?
--Да не запрещают, по-моему… . Ладно, пойду, а то сейчас звонок. На большой перемене пообщаемся. Ну, я не прощаюсь.
На большой перемене почти все учителя собрались в учительской. Все кушали, пили чай или кофе и говорили «за жизнь». Когда вошла Елена Николаевна, по ее довольному выражению лица было видно, что все прошло хорошо.
--Ну как урок?—оживленно спросила Ольга Васильевна.
--Чудесно!—с восторгом ответила Елена Николаевна. Как дети играли, сердце радовалось.
--Не явился этот красавец?
--На урок—нет. Пришел после урока, на загородную экскурсию на воскресенье записался.
--Еще на экскурсии его не хватало!
--А нас кто-то из учителей физкультуры будет сопровождать, Олег, по-моему, а у них он тихий. Так что тут я как раз спокойна.
Услышав о Самойленко, почти все учителя подключились к разговору. Им хотелось высказать наболевшее, отвести душу, а заодно и выплеснуть накопившиеся эмоции. Юра Самойленко был почти во всей школе «притчей во языцех». После развода родителей он весь «погрузился в себя», и хотя с отцом он виделся регулярно, от этого ему было не намного легче. Вскоре мать снова вышла замуж, и после этого Юру было вообще не узнать. Он называл мать «предательницей», говорил всякие гадости отчиму, хотя тот из кожи вон лез, чтобы сделать Юре что-то приятное, подружиться с ним. Когда же он предложил Юре называть его папой, мальчик выдал такой мат, что даже их дворняжка Пиф испуганно залез под шкаф и целый час не выходил оттуда. А уж в школе Юра вообще "отрывался по полной". Только Вадим Сергеевич, учитель физкультуры, и Алевтина Павловна, учительница истории, могли его приструнить. У них он вел себя тихо, потому что знал, что на их уроках баловаться—дороже обойдется.
--Это же надо было, гада такого вырастить! Ко мне недавно явился, матерился во весь голос, стекло на стенде разбил, на уроке рот не закрывал, так и не дал мне тему объяснить!—чуть не кричала «математичка».—Тварь такая!
--А у меня, что Вы думаете? Прямо на уроке Юру Губченко так по спине кулаком ударил, что тот чуть не упал! Мало этого, еще и Иру Горошину как потянул за волосы, она, бедная, пять минут потом плакала. Хоть бы в другую школу перешел, чтоб рожу его не видеть!
--Оттого, что мать его вышла замуж, страдает он, видите ли! У него, мрази поганой, она должна была спрашивать! Ему плохо, так всем должно плохо быть!
--А я и отца его знаю, и отчима,--вставила Инесса Владимировна, учительница литературы. С отчимом, Олегом Ивановичем, и о книгах можно поговорить, и о театре, я после родительского собрания с ним общалась. За родным его отцом такого не припомню.
--Родной отец, какой ни есть, он все равно родной и самый любимый,--подключилась к разговору Света, юная студентка-практикантка. Мои родители тоже разошлись, когда я примерно в его возрасте была. Я, правда, в школе не буянила, но после развода безумно страдала. Домой придешь, знаешь, что папа не придет, а все равно ждешь, надеешься. На выходных с ним общаюсь, и то не на каждых. Даже когда мама снова замуж вышла, я не радовалась. В какой-то момент даже еще больнее было.
--Что страдала, понятно, кому ж такое приятно? Но вот видишь, ты же не вымещала это на всех. А этот как будто нам всем мстит, вроде мы в этом виноваты. Уже даже все одноклассники от его штучек устали.
--Мальчишкам-безотцовщине, говорят, труднее, чем девчонкам,--вздохнул Владислав Николаевич, учитель труда.
--Вот про безотцовщину, пожалуйста, не рассказывайте!—громко, но не резко заговорил молчавший до сих пор Вадим Сергеевич, учитель физкультуры и тренер по борьбе. Мою историю вы все знаете. И, как видите, ничего, человеком вырос. А этого бравого парня я столько раз к себе на секцию приглашал, мол, приходи, научу бороться, найдем твоей силе достойное применение. Так нет же, не желает. Только на то и хватает мужества, чтобы над учителями издеваться да девчонок и мальчишек послабее бить.
Историю Вадима Сергеевича действительно знали все. И даже те, кто не верили в Бога, говорили, что это Господь вознаграждает его за все, что ему пришлось перенести.
Вадик рос в счастливой, дружной и любящей семье. Когда ему исполнилось пять лет, родители обещали подарить ему сестричку. Но внезапно на малыша свалилось страшное горе—родители погибли в автокатастрофе. Вадика забрали к себе тетя с дядей, сестра мамы и ее муж. И не успел Вадюшка прийти в себя после одной беды, пришла другая: тетя с дядей смертельно отравились грибами. Вадик, к счастью, несмотря на уговоры, не хотел их кушать. На крик мальчишки прибежал сосед, когда тетя потеряла сознание, а дядя не мог пошевелиться от боли и от того, что руки и ноги отнялись. И хотя скорая приехала очень быстро, тетя умерла по дороге в больницу, а дядя—через три дня.
Вадика отдали в детдом. Первые дни он не ел, не пил, ни с кем не разговаривал. И неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не кастелянша—тетя Настя. Она носила ему из дому разные вкусности, дарила игрушки. А затем на выходные брала его домой, и постепенно он начал играть с ее внуками, и из загнанного волчонка он превратился в доброго общительного мальчика. Коронным блюдом тети Насти были блинчики—простые и с самыми разнообразными начинками. И однажды, став постарше, Вадик попросил: «Научите меня их готовить. Я, когда вырасту, тоже буду делать такие же.» И действительно, Вадик научился готовить их не хуже тети Насти. И даже когда он женился, жена Аня и теща единодушно признали, что им до Вадика в умении печь блины браться некуда. А когда Вадимчику было уже двенадцать лет, в детдом приехали два тренера по борьбе, чтобы отобрать детей для секций. Один, Леонид Петрович, был недоволен и беспрерывно ворчал: «Говорил же, бензин зря палить. Кого мы тут найдем? Сколько времени потеряли!» Зато другой, Степан Иванович, с любовью смотрел на ребятишек и урезонивал коллегу: «Ну что ты, Леня. Чем они хуже других? А внимания, ласки и заботы им нужно больше. Любить их и учить хорошо, так не хуже домашних будут. А за бензин я тебе заплачу, не ворчи. Кстати, а давай вот этого белобрысика пригласим.» Степан Иванович подошел к Вадику и стал приглашать на занятия, но тот лишь безучастно смотрел. К счастью, рядом оказалась тетя Настя. «А чего, Вадюш, попробуй,--заговорила она.—не понравится, не будешь ходить.» И Вадик пошел заниматься к Степану Ивановичу. Так в его жизни стали самыми родными два человека: тетя Настя и Степан Иванович. К ним он шел со своими проблемами, они учили его жить, первые хвалили за успехи и добрые дела и укоряли за проступки. А после стал делать такие успехи, что все диву давались. В детдоме защищал слабых. Стал перворазрядником по борьбе, после школы поступил в институт физкультуры: решил сам стать тренером. А во время учебы женился на сокурснице Анечке, очаровательной гимнастке. Почти перед окончанием института стал мастером спорта. Работать Вадик и Аня устроились в одну школу: он—учителем и тренером, она—только учителем. Тренером Аня работала в спортклубе. Потом появились дети: сын, через два года дочка. Вадим и Анечка старались не расставаться даже на школьных переменках и всегда смотрели друг на друга таким нежным, ласковым и любящим взглядом, какому могли позавидовать едва начинающие узнавать любовь старшеклассники.
Разговор в учительской был в полном разгаре. Казалось, вот-вот будет взрыв. «Кстати, да,--поддержала Вадима Сергеевича Алевтина Ивановна, трудовичка.—Вот человек и похуже перенес. А у Самойленко мать есть.»
--Много ему чести, чтобы о нем дальше говорить,--как бы подводя итог, вздохнула Лилия Михайловна, учительница музыки.—Ясно и так: колонией начнет да тюрьмой кончит. Родителей только жалко.
--Ну прямо уж… . Перерастет еще, скорей бы только,--возразила Елена Николаевна.
Прозвенел звонок на следующий урок, и разговор в учительской стал постепенно затихать. Кто пошел вести очередной урок, кто засобирался домой, кто занялся бумагами. Математичка, вздохнув, что «уже ни на что нет сил», начала проверять стопку контрольных. Химичка рассказывала литераторше рецепт какого-то пирога. Две практикантки, одна из них—Света, сели составлять какой-то документ. О трудном ученике перестали думать.
Экскурсия удалась на славу. Погода была теплая. Пришел почти весь класс. Все гуляли, дышали свежим воздухом, наслаждались красотой осенней природы, рассказывали интересные истории. А затем все кушали бутерброды и закусывали необыкновенно вкусным домашним яблочным пирогом, который испекла бабушка Леры Гамаревич. Юра Самойленко вел себя спокойно и на экскурсии не выделялся.
Прогулка продолжалась до вечера. Веселые и довольные, все ждали на перроне электричку. Электричка из-за аварии на путях опаздывала. Вопреки прогнозу, стало холодать, поднялся сильный ветер. Елена Николаевна зябко потирала руки. Перчатки она не взяла, а на куртке не было карманов. Хотелось скорей оказаться дома или хотя бы в электричке.
И тут произошло то, чего никто и предположить не мог. Юра Самойленко подошел к Елене Николаевне, взял ее руки в свои и стал согревать их своим дыханием, а потом предложил ей свои перчатки. Совершенно растерявшаяся Елена Николаевна дрожащей рукой стала гладить Юру по голове, как-то автоматически прошептала «спасибо». Происшедшее потрясло ее до глубины души, даже, можно сказать, шокировало.
Вскоре подошла электричка. В таком шоковом состоянии Елена Николаевна и ехала до самого города. Почти всю дорогу она молчала, лишь отвечая на вопросы детей. Но они были уже немного усталые и говорили немного.Лишь перед выходом вспомнила отдать Юре перчатки.
Уже даже подходя к дому, Елена Николаевна прокручивала в голове случившееся. Сейчас две ее дочки будут с восторгом рассказывать о том, как они ходили с папой в зоопарк. Муж встретит поцелуем, поможет снять куртку, нальет горячего супа. Но все это как-то отошло на задний план. Ей было о чем поразмыслить.

ШокПроза

Шок
Проза