Лик Христа (Голос)
Апостолы:
Иоанн
Матфей
Лука
Марк
Герой (Он, Имярек)
Подруга героя (Она)
Фарисеи:
Первый
Второй
Автор:
Мужчина
Женщина
От автора
Вот и всё. Сжавшись до маленькой лаконичной точки, круг замкнулся. Лик Христа – стержневое дейст-вующее лицо драмы – был вчера дарован мне В. С. – моей коллегой по поэтическому цеху.
Отныне всё встало на свои места: каждый кирпичик слова занял отведенную ему нишу в фундаменте вы-строенной мною литературной башни. Не дай Бог, что-бы Вавилонской или Пизанской.
А вначале было слово... Вернее, не слово, а словес-ная связка: «Человек из Назарета». Теперь рискну пред-положить, что ниспослана она была свыше. Слишком многое подтверждает истинность этой, столь дерзновен-ной, идеи. Ибо явились ко мне, незваные, но избранные: Святое Благовествование, Книги Пророков, Псалтырь, основательно взбороздив целинные залежи комсомоль-ско-пионерской атеистической души. «Сын Человече-ский» отца Александра Меня свалился буквально на го-лову, скатившись многокнижной лавиной с подпотолоч-ных запаутиненных шкафных высот. Всё чаще и на-стойчивей пыталась я заводить дискуссии на темы рели-гии как с близкими, так и с дальними. Результат не за-ставил себя ждать. Родственники уверились, что их кро-виночка свихнулась окончательно, друзья – что записа-лась в сектанты. Но тайна богочеловечества, точнее мысль о ней, не давала покоя.
Вскоре пришло ко мне, что Назарет не просто бед-ная израильская окраина. Назарет – символ провинции вообще. Человек из Назарета – вечный скиталец и пи-лигрим – это человек из глубинки, ищущий себя и своё место в беспредельном шершавом мире. Я вышла на-встречу неведомому страннику, подобно античному фи-лософу Диогену, днём с огнём. Светом моим стала на-дежда. И вот настал день, когда из утренней передачи местного радио краем уха уловила почти евангельское: «Се – человек». И поняла, нашёлся тот, кого ждала. Ар-кадий Кутилов. Сибирский, непризнанный в не столь отдалённые времена левиафанами от литературы поэт, поэт-расстрига, Руси-матушки всея звонкоголосый сын. И он же беспризорный бродяга, антисоциальный эле-мент, личность без определенного места жительства.
«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Сло-во было Бог». Трудно сказать сегодня, не зная всех пе-рипетий судьбы Аркадия и имея представление о нём как о личности исключительно по его стихотворному наследию, был ли Кутилов глубоко верующим челове-ком. Но вот призвание своё и ценность как творца осоз-навал совершенно очевидно:
Без слез, без речей, без салюта-огня,
без рюмок, шипящих парадно, –
поздравьте Россию с приходом меня!
Поздравьте, ей будет приятно.
Так уж вышло, что стихотворения Аркадия Кутило-ва из той небольшой подборки, с которой мне посчаст-ливилось познакомиться, моментально легли на душу, стали удивительно близки. В мою жизнь вошел он – че-ловек из Назарета номер два, вслед за Христом всту-пивший на тернистый путь утверждения Истины, воз-двигший Слову – детищу Божиему, немыслимой высоты пьедестал.
Да, плата за богоизбранность традиционна для всех времён и народов. Всегда смерть снимает урожай самой высокой пробы. Поэту, истинному поэту, невероятно трудно среди людей, обременённых насущными житей-скими хлопотами, ведь он, как Иисус-Сын Божий, не от мира сего. И столь же трудно с ним, неистовствующим в утверждении бессмертной сути слова через реализацию собственного Эго. Поэт-пророк во все эпохи и времена необъятен, бескомпромиссен, и бос, и наг, и гоним. Вы-несший себя за рамки закостенелых общественных тра-диций Творец находит понимание и сочувствие среди человеческого отребья: грешников, мытарей, оборван-цев и нищих, чьи руки и одежда грязны, но зато младен-чески чисты и обострённо восприимчивы сердца и ду-ши. Оттого-то, может быть, и нет им места в нашем за-шоренном плесенью прагмы мире. Пророков и поэтов, что, в общем-то, по глубинной сути своей одно и тоже, во все времена и у всех народов любят забальзамиро-ванными, облагороженными ароматами алоэ и смирны, с чинно сложенными на груди, пусть и не до конца раз-жатыми, кулаками. Традиция социума неизменна: рас-пнуть всем миром, дабы затем, увенчав лаврами, пом-пезно воскресить. Уходят поэты – Слово остается жить. Слово – неистребимо. К Слову никакая грязь пристать не может. Как родник, пробивает оно дорогу к людским сердцам, зачинаясь от малой колыбелки-источника – Творца своего.
Я не могла не писать. В дорогу позвал меня сам Аркадий, в очередной раз прибегнув к посредничеству чуда. В начале мая, высмотрев мою малопримечатель-ную личность в толпе уличных прохожих, человек крайне нереспектабельного вида вручил мне вдруг ог-ромный букет сирени. Просто так, ни за что ни про что. Просто так, мимо смысла, цветов мне ещё никогда не дарили. Лазурное воздушное облако несло меня домой, прижимая к широченной душистой груди, а я плакала. Вдруг подумалось, что это бесшабашный Аркадий из своего нынешнего далека заранее благодарит меня за память о нём.
Я ни на что не претендую. Самой большой радо-стью будет, если и вам захочется приобщиться к стихо-творному миру Аркадия Кутилова, настоящего поэта и человека. Вот тогда и оживут строки:
Мой лик забвенью не предайте...
Земля не вынесет того...
Вы в каждом встречном узнавайте
бродягу-сына моего.
В добрый путь, дорогие мои!
«Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лицо свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его.
Но Он взял на себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказу-ем и уничижен Богом.
... Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за без-закония наши; наказание мира нашего было на Нём, и ранами Его мы исцелились».
(Исайя гл.53, 3,4,5)
ПРОЛОГ
Затемнение. На сцене стол с лежащими на нём книгами (Библия, томик сти-хов), свеча. Посреди сцены стул задом наперёд. Входит человек, одетый в чёрное, зажигает свечу.
Иоанн
Он был светильник, горящий и светящий; а вы хотели малое время порадоваться при свете его1.
Некоторое время смотрит, как горит свеча. Затем накрывает её колпачком. Уходит. Из-за кулис появляется скромно одетый человек, Имярек. Садится на стул лицом к зрителю.
Имярек
Отзвеню, отплачу. В одночасье
Облечу осенней шелухою.
Жизнь – калейдоскоп. Вот только счастье...
Друже, не подскажешь, что такое?
«Дзинь!» – как в лобовой, сошлись бокалы.
Посидим, обсудим понемногу.
Сядем сердце к сердцу, как бывало
Мать меня учила: «На дорогу».
Путь к себе – колдоблив и неблизок,
Путь земной – полыни горькотравье.
Крест не ставьте. Станет обелиском
Мне стопа исписанных тетрадей.
В небесах сытожены нам сроки.
Прокисать в тепле, какого ж ляда?!
Посидели? Поднимайся, трогай!
Птица-жар мелькнула где-то рядом.
Уходит за кулисы.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
В ПУТЬ
Затемнение. Вместо стула кровать. Большой чёрный проём окна. Слы-шен вой метели. На кровати, укрытый с головой одеялом, лежит чело-век. На заднем плане сцены – невидимый Лик Христа. Человек (это женщина), приподнимаясь и откидывая одеяло, садится в постели.
За сценой голос распевно произносит:
Голос
Dominus meus et Deus meus2.
Автор (женщина)(прислушивается
к метели)
Быль или небыль? В ветреном,
Снегом исхлёстанном марте
Рвали деревья небо
Крючьями чёрных пальцев.
Быль или небыль? Немо,
Жутко кривились рты.
Небо харкало снегом
Из кавернозных дыр.
Плоть ознобило в узкой,
Тесной как гроб постели.
Сердце вымертвил ужас
Чернокнижной метели.
Время встыть в одиночество,
Как инвалид в увечье.
Мне же услышать хочется
Слово. По-человечьи.
Вектор суицидальный
В грудь острием метит...
Кто супротив встанет?
Посупротив смерти?
Напряженно всматривается в зал. Затем оборачивается назад. Там, в глубине сцены, медленно высвечивается Лик Христа. Указывает на Спасителя.
Вот он вошел, тише,
Легче, чем луч ранний.
Голос
Чадо Моё, шалишь ты!
Автор (женщина)
Иисус Назарянин.
Сел у одра острожного
В белом своём хитоне.
Плеть руки осторожно
Лёгкой ладонью тронул.
Голос
Хватит дурить-хмуриться.
Раны хватит солить.
Лучше купи курицу.
Суп из неё свари.
Хочешь? Возьми мой посох.
Время не нам терять.
По морю, аки по суху,
Вместе станем гулять.
Денег в мошне не густо?
Всё суета сует.
Курицы нет?
Капуста –
Тоже неплох обед.
Автор (женщина)
Руку пожал крепко
Бог, уходя прочь.
Грешных нас, будто репы,
Вызрело в эту ночь.
Икона (Лик Христа) в глубине сцены ярко светится. Женщина встаёт с кровати, вы-ходит на середину сцены, берёт со стола Библию, открывает, медленно перелистыва-ет страницы. Затем берет томик стихов.
Собирала по малым крохам,
По кирпичикам по этажным
Слово, вплывшее в мир истоком,
Слово – Богоявленья жажду.
Собирала. И вновь, как будто
В замуть книг с головой ныряла.
Собирала его по буквам,
По подстрочиям собирала.
Типографских тиснёных зодчеств
Я изгибы ловила снова,
Чтоб увидеть, узреть воочью
Воплощенье живого слова.
В псалмопеньях, в библейских гимнах,
По дороге, зовущей в кручу,
Я искала тебя, незримый,
Богоизбранный мой попутчик.
За окном, медленно кружась, падает то ли снег, то ли белый пух.
И нашла. Но финал застала.
Получили, чего хотели:
Клекотали стервячьи стаи
Над поверженным наземь телом.
Бушевала весна. Повсюду
На аллее белели перья.
Ощипал тебя мир-иуда,
Мир, где всё ещё не до пенья.
Закрывает книгу, уходит. Икона гаснет. Появляется апостол Лука. Снимает колпачок со свечи, зажигает её, ставит высоко на поставец.
Лука
Никто, зажегши свечу, не покрывает ее сосудом, или не ставит под кровать, а ставит на подсвечник, чтобы входящие видели свет3.
В глубине, рядом с ликом, высвечивается вид Галилеи.
Посмотри с горы. На заре,
Как тимпан, звенит Назарет.
В море бубном упав, застыл
Свод скалистый горы Кармил.
Дух смущая, ласкают взор
Полукружья горы Фавор.
Здесь развёрстый природы храм
Вверен небом земным хорам.
«Аллилуйя», – поют с утра,
Вторя птицам, долин ветра.
Разноцветье нашепчет трав:
«Смертью смерть,
Смертью смерть поправ...»
И летит над Магедо весть:
«Первый камень – спасенья весь».
Здесь сквозь гул веков на заре
О любви поёт Назарет.
Выходят вместе автор (мужчина) и герой-Имярек.
Автор (обращается
к герою)
Десять, триста ли лет назад
Или тысячу лет тому
Человек-великан сказал:
«Растрещался по швам Талмуд».
И поднялся он выше скал,
И попрал он земную твердь.
Свой исток в небесах искал,
А за дерзость расплата – смерть!
Апостол Иоанн (появляясь
из-за кулис и обращаясь к автору и герою)
Возроптали на Него иудеи за то, что Он сказал:
« Я есмь хлеб, сшедший с небес», и говорили: не Иисус ли это сын Иосифов, Которого отца и Мать мы знаем? как же говорит Он: « Я сшел с небес?»4
Апостол Матфей (выходит
с другой стороны и обращается к присутствующим)
Не плотников ли Он сын? не Его ли Мать назы-вается Мария, и братья Его Иаков и Иосий, и Симон и Иуда?
И сестры Его не все ли между нами? откуда же у Него все это?5
Два иудея в хитонах серого цвета появляются из зала.
Первый
Скажите, пророка в нём есть ли приметы?
Второй
Невиден, сер и в хитон одет он.
И руки грубые, как у работника.
Сам – плотник и сын назаретского плотника.
А может, садовника или столяра...
Первый
Из Назарета?! Вот это здорово.
Знают присказку даже дети:
Что есть путного в Назарете?
Бедны хижины, нравы грубы,
Кровь сермяжная, сизы губы.
Землю пашут, козлов пасут.
Второй
Самозванца тащи на суд!
Первый
Рыбья вонь, под ногтями – грязь.
Убирайся обратно, мразь!
Второй
В храм Мессию ждём со дня на день мы
Но такой, как ты, – нам без надобы.
Ждём великого, ждем учёного,
С детства святостью обрученного.
Первый
Ждём могучего, ждём вождя.
Мелкота! Не забудь гвоздя.
И ещё, прихвати-ка лестницу,
Не дотянешься, чтоб повеситься.
Второй
Лучше дома бы спал, с женой.
Даже братья твердят: «Блажной».
Первый
Насмешил: от сохи – в поэты.
Возвращайся-ка в Назарет ты.
Апостолы, выходя на сцену, становятся по обе стороны от Лика Христа. Произнося монолог, выступают вперед; по окончании отступают в тень.
Лука
Оставь; что Тебе до нас, Иисус Назарянин?
Ты пришел погубить нас; знаю Тебя, кто Ты, Святый Божий6.
Автор (обращаясь к Имяреку
и указывая рукой на толпу)
Тысячу лет вперёд,
Тысячу лет назад:
Так же неистов сброд –
И твердолоб азарт.
Выйдет вперёд с пращой
Ловкий ханжа-левит:
«Что – получил?! Ещё?..»
Камень уже летит.
Иоанн
Иудеи сказали Ему... не за доброе дело хотим по-бить Тебя камнями, но за богохульство и за то, что Ты, будучи человеком, делаешь себя Богом7.
Автор
Можешь? Тяни как все,
Лямка прорвёт нарыв.
Нет? Не страшись потерь,
Душу ветрам открыв.
Линий окольных вязь,
Перехлестнувших быт,
Вдруг искусит, змеясь,
Шалым витком судьбы.
Имярек
Переломив в дугу
Пыльный овал пути,
Не от себя бегу –
От повседневности.
Иоанн
В мире был, и мир Его не познал. Пришел к своим, и свои Его не приняли8.
Выходит Подруга героя, грустная, задумчивая, по привычке разворачивает стул пра-вильно, садится. Подходит Имярек, пытается протянуть ей книгу.
Она отводит его руку.
Он (с горечью)
Тебе не до песен,
Вчера ты сказала:
«Из лужицы детства
Пора вылезать бы».
Тебе не до песен,
Тебе не до рая.
Ты стала другая:
Чужая, немая.
А я тебе верил,
А я тебя нежил.
Как заваль*, за двери
Осколки надежды!
И в снежную заверть,
И в лютую полночь...
Она (словно очнувшись,
оборачивается к нему)
Постой, как узнали
Друг друга мы, помнишь?
Он
Небо над нами кружится.
В звёздных садах метели.
Плещут шалуньи лужицы
В синих глазах апреля.
Она
Как же случилось, вышло так:
В точку, с первого взгляда?
Он
Видно, судьбой открыженным,
Так нам двоим и надо.
Она (как бы про себя)
Улиц туннели длинные,
Окон зрачки живые...
Я назвала по имени
Сердце своё впервые.
Робко руки дотронулся,
Электрошок – касанье.
Она (ему)
Сжалься, не надо робости –
Сердцем грешно бросаться.
Выйдет, свершится, сбудется...
Краем судьбы пройду я.
Он
Стала дурехой умница,
Стала слепой ведунья...
Она
Каплей смолистой, медленной
Плоть прикипает к плоти.
Он
Время, что нам отмерено
Вместе быть, – на излёте.
Она (обращаясь к Лику Христа)
Господи, если б слышал Ты!
Как разрешил, Боже?
Чтобы с живой, дышащей,
Чтобы с живой – кожу?!
Не сотвори порчу,
Не озноби мая!
Если углем корчусь,
Мне не светить. Знаю...
Выходит Марк. Обращается к Имяреку, сделавшему шаг в направлении женщины.
Марк
И если глаз твой соблазняет тебя, вырви его: лучше тебе с одним глазом войти в Царствие Божие, нежели с двумя глазами быть ввержену в геену, в огонь неугасимый9.
Он (ей)
Повяжи. И с цепи уйду.
Разорву силки – отпусти.
Помолись на мою звезду,
Если сможешь, меня прости.
Даже если в слепую мгу
Мне буран заметёт пути,
До вершины дойти смогу.
Сгину? Песня моя взлетит!
Быстро уходит за кулисы. Темнеет. Подруга героя, оставшись одна, вначале хочет бежать за ним. Затем застывает на месте. Светел только Лик Спасителя.
Она
Не могу без тебя. Среда...
И ещё неизвестно сколько
Жухлых дней унесёт вода.
В льдистой сини дрожат осколки
Глаз моих. Значит, снова в путь,
В никуда паковать пожитки.
Шаг, полшага, ещё чуть-чуть...
Натянуло до звона жилы...
С трудом, медленно проходит несколько шагов по сцене.
Встану же я, пойду по городу, по улицам и пло-щадям, и буду искать того, которого любит душа моя; искала я его и не нашла его. Встретили меня стражи, обходящие город: «Не видали ли вы того, которого любит душа моя?»10
Не могу без тебя. Срослись
Наши сути. Вразруб попробуй:
Размахнись, чтоб на белый лист –
Не каракули – капли крови.
Свеча перед Ликом гаснет. Лик темнеет. Имярек пытается вернуться.
Марк решительно, обращаясь к нему.
Марк
И если соблазняет тебя рука твоя, отсеки ее: лучше тебе увечному войти в жизнь, нежели с двумя руками идти в геену, в огонь неугасимый11.
Имярек и Марк быстро уходят. Марк, проводив его за кулисы, возвращается
и становится рядом с остальными апостолами.
Она (как бы немного не в себе)
Воотрезвление...
Дар? Благодать?
Плата – прозрение:
Зги не видать.
В нервы жгуты капельниц
Небом ввинчены... Дождь.
День или ночь? Разница?..
Всё одно: не придёшь.
Завтра, вчера? Беспамятство...
Профиль, затылок, фас...
Кто я? Звезда опальная,
Беженка среди вас?
Сиро в ночи одной,
В рубище на пепелище.
Только вчера – женой,
Ныне – последней нищей.
В темноте уходит со сцены. Высвечивается Лик Господа.
Голос
Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее12.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
КНИГА СТРАНСТВИЙ
Пейзажи Галилеи сменяются видами Сибири: тайга, сопки, степи.
На переднем плане – дорога.
Голос
Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, возь-ми крест свой и следуй за Мною13.
Лука
И сказал им: ничего не берите на дорогу: ни посо-ха, ни сумы, ни хлеба, ни серебра, и не имейте по две одежды14.
Автор
Не бери багажа в дорогу,
Никого не зови с собой.
Ты, дерзнувший на имя Бога,
Выше твари взнесён любой.
Отрекись от жены и брата,
Позабудь, что рыдает сын.
Будет слово тебе наградой,
Если с Богом ты стал един.
А дорога, гляди какая!
Красота, куда взор не кинешь ты!
Где же ты, Беловодье, – зачарованный край?
Неземные угодья, незапятнанный рай?
Не молочные реки, не кисель-берега,
Край, что ввек человечья не топтала нога.
Баргузин я пришпорю, в небо птицей взлечу.
По колено мне море, сколы скал по плечу.
Потреплю по затылку Акатуя кедрач
И луны отпасую в облака белый мяч.
Знаю слово такое, что притихнут ветра,
И дворнягой за мною потрусит Ангара.
Божьих отпрысков гордых приведу с собой рать.
От ночи до восхода будем песни орать.
По воде, по убою... И не надо дорог.
Автор
В два крыла за тобою восхищённое «Бог!».
Марк (обращаясь к автору)
И убоялись страхом великим и говорили между собою: кто же это, что и ветер и море повинуются ему16.
Автор (апостолам)
Апрель потихоньку в тростиночку дует,
И талый паркует придонную рябь.
Косицы дождя перетянуты в струи,
Занозы-скворцы бубенцами звенят.
Весна на уброды ведёт наступленье,
По кровле дождем на рысях простучит,
Всколдобит шугу на очнувшейся Лене,
Костры заполошит в таёжной ночи.
И всё бы в порядке. Вот только, зараза,
Причуда такая в природе у нас:
Лишь только весна на свободу, так сразу
Из снежного месива выползет грязь.
Лука
Книжники и фарисеи начали рассуждать, гово-ря: кто это, Который богохульствует? Кто может прощать грехи, кроме одного Бога?17
Матфей
Они же пришли в бешенство и говорили между собою, что бы им сделать с Иисусом18.
Марк
И услышавши, ближние Его пошли взять Его, ибо говорили, что Он вышел из себя19.
Снова со стороны зала появляются двое, на этот раз простолюдины в ватных
фуфайках и сапогах. Имярек делает шаг в их сторону.
Первый
С властью молвлено? Не от лукавого ль?
Слова такого вовек не слыхали мы.
Второй
Ишь, длинноризник, развёл чудеса.
Серой не пахнешь ли, милый, ты сам?
Первый
Грех отпускаешь, не просишь расчёт?
Сам-то, гляди-ка, чёрен как чёрт.
Второй
Все за тобой вдруг, зарвавшись, пойдём...
(помолчав)
Пахоты ждет по весне чернозем.
Зверя травить нам и малых растить.
Нет уж, голубчик, уволь и прости.
Первый (с угрозой)
Дабы соблазна не породил,
Охолонись! В решете посиди.
Заламывают ему руки за спину, толкают, швыряют на кровать, которая превращена в нары.
Герой
Руки за спину, в спину – конвой.
Пайка неба над головой.
Словно на смех, на окнах кресты.
Первый и Второй (вместе)
На деревянной перине остынь.
Имярек
Руки! Ребята, руки! Не отрывайте, суки!
Бейте под дых, но только
Грифеля дайте дольку.
Комкает грязную, серую подушку без наволочки
Край подушки слезами захлюстан,
В злобе тягостной щерится рот,
На душе по-осеннему пусто,
Только сивер танцует фокстрот...
Но! – слезятся барачные стены!...
Но! – сугробы страдают от ран!...
Ручейки, будто вскрытые вены
Голубых чистокровных дворян.
Но!.. – свистит на заборе пичужка!..
Но!.. – сосульки звенят допоздна!..
У конвойного –
морда в веснушках...
Значит, там,
на свободе,
весна!20
Марк
Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?21
Затемнение.
Появляется Имярек. Он плетётся, шатаясь, чуть не падая, с бутылкой в руках.
Имярек
Застиранный свод небесный
Линялым маячит стягом.
Четыре плевка до бездны...
До бездны всего полшага...
Сейчас оступлюсь и кану
В расхлябанной серой мути.
Не шейте мне саван, мама,
Скулить перестаньте, люди!
Звените по мне, стаканы!
Рыдайте внадрыв, оркестры!
Под благовест этот странный
И я, протрезвев, воскресну.
Раздвину руками тучи
И звёзд наберу охапку.
Зовите меня везучим,
Считайте меня нахалом!..
Уходит
Марк
Или какой выкуп даст человек за душу свою?22
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
СИРОТСКАЯ ЗИМА
Имярек снова появляется из-за кулис. В потрепанной одежде, с дорожным мешком. Вой пурги.
Имярек
Смейтесь, скальтесь, надрывайтесь!
Где трёхмерным вам понять,
Что за вихрь в безумном вальсе
Закружил меня опять?
Распинайтесь, распинайте!
Бейте влёт, с плеча, с руки!
Жизнь без ваших виз пенальти
Мне пробила, мудаки.
Пусть кромсает, крутит, кружит,
С маху пусть о камни бьёт!
Стиль топорный мой не хуже,
Чем орлиный ваш полет.
Лайте, шавки, не отвечу.
Пусть рублю не по плечу.
Если воск расплачут свечи,
Керогаз впотьмах включу.
Вой пурги всё усиливается. По сцене мечутся большие, ослепительно-белые пятна.
Автор
Вьюга в степи мячами
Водонапорных башен
Бьёт. Ураган крепчает,
То ли ещё покажет!
Бьёт навесными, кипой,
Жарит с торца и справа...
Не виноват голкипер
В том, что игра без правил.
Имярек пытаясь увернуться от света пульсаров, падает. Появляются Первый и Вто-рой. На сей раз в одежде, типичной для горожан зимой (тёплые меховые куртки, шапки-ушанки)
Первый
Холод, вселенский холод
В стрелы сомкнул ресницы.
С лёту, срываясь с лёту,
Пулями с неба – птицы.
Второй
Серый, бескровно-серый,
Свод у небесной кровли.
Смелый? Такой ли смелый?..
Двери в наш мир открой-ка.
Первый
Шаг лишь шагнёшь – впутан
В складки морозной шали.
Второй
Воздух глотнёшь – будто
В горло змея жалит.
Первый
Сорванный с ржавых петель,
Что проскрипишь натужно?
Второй
Может, захочешь спеть ты?
Или уже не нужно?
Первый и Второй (вместе)
Что, по путям-весям
Порастрясло спесь всю?
Автор
Холод... – беда голым.
Ветер, как мент, свищет
Скобку сухой корки
В хламе разрыл нищий.
Дёсен моллюск чёрную
Жижу сосёт. Свесилась
Набок сума торная,
Лысины нимб светится.
Бос, ну куда ж дальше?..
Сир, ну чего ж больше?..
Пёс изошёл лаем,
Прочь уходи, Боже.
Матфей
Раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его, и от единокровного твоего не укрывайся23.
Появляется заставка магазина с яркими витринами и множеством озабоченных по-купателей. Входит изрядно опустившийся Имярек.
Автор
Влез бочком в магазин,
Нестандартный, неловкий.
Стало вдруг неуютно
И нехорошо.
Затреноженный накрепко
Взглядов верёвкой,
Озираясь, к голгофе
Прилавка пошёл.
Ничего не прося,
Ни на что не надеясь,
Он стоял и смотрел
На мелькание рук.
И катились кружочки
Замурзанных денег,
И ныряли, как в пропасть,
В кармана дыру.
Закипало вокруг,
Клокотало, шипело:
«Не хватало де нам тут
Бродячих собак!»
Лихорадка глодала
Прогорклое тело,
И постфактум стерёг
Восклицательный знак.
Ах, витрины какие!
Какая истома!
Ветчина, и креветки,
И раковый суп.
Вожделенную сладость
Забытого дома,
Надрываясь, в авоськах
Гурманы несут.
Колбаса-куртизанка
В крикливом прикиде
Розова и доступна,
И томна на вид.
И колечки омаров,
И скобочки мидий,
И курчонок копчёный,
И нечто «сrаb mеat».
Пилигрим непригляден
И ликом небасок,
Бесновался не зря
Магазинный народ.
Телеса круглобоких,
Вальяжных колбасок
Дерзновенной слюною
Наполнили рот.
Пальцы-блудни,
Настырные рожки улитки,
Два живых ручейка
Потихоньку текли.
Паганини вот так же
Оглаживал скрипку,
Торопясь раствориться
В надзвездной дали.
Пальцы чуткие тянутся,
Ближе, всё ближе...
Вот опять ускользнули
В шершавый кулак.
Чу!.. Заклюнула рыбка?!
Хватай же! Тащи же!
Да тикай восвояси,
На волю, чудак!
Убегать он не стал.
Уходил он степенно.
Он добычу свою,
Как ребенка, ласкал.
Поднывали в ногах
Синебокие вены,
И сменялся улыбкой
Щербатый оскал.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ
ГОЛГОФА
Позади Лика Спасителя явственно проступает силуэт креста. Лик ярко освещён.
Автор
Десять, двадцать ли лет, полста
Или тысячу лет тому
Человеку сойти с креста
Затруднительно самому.
Надо тёплой ладонью чтоб
Проводили по волосам,
И ещё целовали в лоб
Губы женские, и глаза
Плакали...
В глубине сцены появляется смутный женский силуэт. Это подруга героя.
Она смотрит на Лик Христа.
Голос
Что с тобою жена?
Автор
Безответен вопрос.
Благовоний волна
По атласу волос.
Влажный бархат щеки
К воспалённым ногам.
Всем смертям вопреки,
И друзьям, и врагам.
Она
В шумный сердца вертеп,
Как в скорлупку птенца,
Приютила б. Для тех –
Тело. С ним – до конца.
Гири пепельных век,
Тонкий лика овал...
Говорил: «Человек»,
А в глазах – синева.
Облысевший Талмуд
Спорыньею во ржи.
Как минуты бегут!
Задержи! Задержи!..
Автор
В унисон ей стонал
Кедр под зубьями пил.
Как любила она,
Так никто не любил!
Силуэт подруги героя постепенно растворяется во мраке. Имярек, словно очнув-шись, протягивает к нему руки.
Он
Я иду к тебе, милая,
Меж крутоярами книг,
Как траву раздвигая руками
Глухую тайгу.
В миг спрессована вечность,
Рассыпан на вечности миг.
По земле не успею –
По облаку я добегу!
Не кори меня, милая,
Глохнет во мне тишина.
В язвах рытвинных путь,
Но по-птичьи ладони легки.
Как в трясине слега
И как хлеб, мне сегодня нужна
Корзоватая нежность
В лазурных прожилках руки.
Я иду, вырываясь
Из топей гнусавых болот,
Весь в ошметках байги,
И нигде не скрипит по мне дверь.
Крестный путь за меня
Даже сам Иисус не пройдёт.
Преломи моё тело,
В надёжность бродяжью поверь.
Затемнение. Сцена, и крупным планом дом. На доме табличка « На слом».
Дверь оторвана, болтается на одной петле.
Автор
Здесь лишь эхо живет.
Двери настежь,
Табличка «На слом»,
И калитка косая, как флюгер,
Полощется ветром.
Зря ты вёрсты мотал
И пороги таранил веслом,
Нет дороги назад: возвращаться –
Беспутства примета.
Лука
Лисицы имеют норы, и птицы небесные – гнезда; а Сын Человеческий не имеет, где преклонить голо-ву24.
Дом исчезает.
Имярек
Что ещё заберёшь,
Маркитантка вертлявая – жизнь?
Что ещё заберёшь?
Или дуре тебе невдомёк:
Не горбушка сухая в котомке
Заплечной лежит.
Нет. Иные сокровища
Я на пути приберёг?
Бей, топчи, не отнять
Богом вверенной ноши моей.
Если сможешь, – распни,
Это, в сущности, тоже пустяк.
Ведь живинка-источник
В артериях чёрных камней,
Дар Господний – мой Голос,
Мой хрип до конца не иссяк.
Замурован, запаян
В извивы бесчисленных строк,
На челе моём выжжен –
Багровый бессмертия знак.
На раскопах судьбы
Археолог отыщет – сынок –
Мой бумажный, мой хрупкий,
Червонно-литой саркофаг.
Героя внезапно как бы атакует невидимая сила. Задыхаясь, он хватается руками за горло.
Имярек
Молитва грешника к отцу небесному
Я стал нем, не открываю уст моих.
Я же червь, а не человек, поношение у людей и презрение в народе, плачу, постясь душою моею; и это ставят в поношение мне. И возлагаю на себя вместо одежды вретище, – и делаюсь для них прит-чею.
О мне толкуют сидящие у ворот, и поют в пес-нях пьющие вино.
Поношение сокрушило сердце мое, и я изнемог; ждал сострадания, но нет его, утешителей, но не нахожу.
И дали мне в пищу желчь, и в жажде моей на-поили меня уксусом. Гонят меня как саранчу.
Ибо псы окружили меня, скопище злых обступи-ло меня, пронзили руки мои и ноги мои. Делят ризы мои между собою, и об одежде моей бросают жре-бий.
Смердят, гноятся раны мои от безумия моего.
Я изнемог и сокрушен чрезмерно; кричу от тер-зания сердца моего.
Друзья мои и искренние отступили от язвы мо-ей, и ближние мои стоят вдали.
Враги мои говорят обо мне злое: «Когда он умрет и погибнет семя его?», «Он слег; не встать ему бо-лее».
Даже человек, мирный со мною, на которого я полагался, который ел хлеб мой, поднял на меня пя-ту.
Призри на меня и помилуй меня, ибо я одинок и угнетен. Скорби сердца моего умножились, – выведи меня из бед моих.
Боже! Ты знаешь безумие мое, и грехи мои не со-крыты от Тебя. Помоги мне, Господи, Боже мой: спаси меня по милости Твоей.
«Кто дал бы мне крылья, как у голубя? Я улетел бы и успокоился бы25.
В небе появляется белый голубь.
Имярек жадно следит за полётом птицы.
Автор
Птичье слово – «летальность».
Ни о чём не жалей.
В синем небе растает
Белый снег тополей.
Блеф. Пустая затея.
Зря ты почал, мой друг,
Бесприютное тело
Шельмовать на миру.
Искусительно сладок
Гул рапанных морей.
Имярек
Дотлевает лампада.
Боже, масла подлей!
Голос
Истинно, истинно говорю Вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода26.
Перед Ликом Господа загораются ярко ещё две свечи.
Имярек (падая на колени
перед ликом Христа)
Горлом сорванным: «Сжалься, Отче!»
Лбом о землю, пока не треснет.
Порами кровь на рясу ночи.
Бей, не мешкай, занёсся если!
Скорбь кандальная сердце сжала,
Пьяны каины кровью братней,
Гвозди ржавые рыжим жалом
В наготь плоти бездомной вжались.
Педантичен палач в законе:
Слабо сердце, хотя б и дерзко...
Искус общий делите. Вскоре
Бить вам грудь в раскаянье детском.
Вижу ясно, всей шкурой знаю
Муки соль и убийцы бицепс.
Ночь удушлива над Синаем.
Голос
Петр, брат мой, как всем ли спится?
Имярек
Немы спутники, крови пряной
Перебравшие накануне...
Голос
Грешен. Слезы прости мне, Авва,
Чаша Божья да не минует!
Имярек встаёт, склонив голову, смиряясь с волей Господа.
Затемнение.
Из темноты выступает Лик Господень, стол с книгами и свеча. Появляется Подруга героя, на ней белое платье и чёрный платок на голове. Она держит за руки
двух малышей.
Подруга героя
Скальтесь, соседки-дуры:
«Снова она одна».
Животворящим буром
Бьёт сквозь асфальт весна.
Не обгоревшим, треснувшим
В ветролом,
Я прорастаю деревцем
С каждым днем.
В юном ажуре веточек –
Тоненькие пальчики.
Крона – кудряшки девочки,
Листья – ладошки мальчика.
Ветвь зачинают новую –
Корень един,
Дочка твоя бедовая
И сорванец-сын.
Сквозь наготу повеяло
Вечной сенью.
В чудо весны поверила –
В Воскресенье.
Голос Имярека
Смерть! Где твое жало? Ад! где твоя победа!
Мужайтесь: Я победил мир27.
Затемнение. На сцене снова автор (женщина). В руках у неё большой букет цветов.
Автор (женщина)
Бред? Или может, счастье
Выпало по билету?
Мне является часто
Мастер из Назарета.
Слов соболя стелит –
Ночи зимой долги.
Верить, не верить?
Мне ли?..
Я говорила с Богом.
Кладет цветы перед Ликом Христа.
Комментарии
1. Святое благовествование от Иоанна гл.5, 35
2 Господь мой и Бог мой. Фома Близнец
3. Святое благовествование от Луки гл. 8, 16
4. Святое благовествование от Иоанна гл. 6, 41, 42
5. Святое благовествование от Матфея гл. 13, 55, 56
6. Святое благовествование от Луки гл. 4, 34
7. Святое благовествование от Иоанна гл. 10, 53
8. Святое благовествование от Иоанна гл. 1, 10,12
9. Святое благовествование от Марка гл. 9, 47
10. Песнь Песней гл. 3, 2, 3
11. Святое благовествование от Марка гл. 9, 43
12. Святое благовествование от Марка гл. 8, 35
13. Святое благовествование от Марка гл.8, 34
14. Святое благовествование от Луки гл. 9,3
15. А. Кутилов. «Куда бы мысль ни долетала...» (Наш современник. 2000. №10)
16. Святое благовествование от Марка гл. 4, 41
17. Святое благовествование от Луки гл. 5, 21
18. Святое благовествование от Луки гл. 6, 11
19. Святое благовествование от Марка гл. 3, 21
20. А. Кутилов. «Плен» (Наш современник. 2000. №10)
21. Святое благовествование от Марка гл.8, 36
22. Святое благовествование от Марка гл.8, 37
23. Книга Пророков, Исайя, гл. 58, 7
24. Святое благовествование от Луки гл. 9, 58
25. Псалмы 21, 24, 37, 40, 54, 68, 108. Псалтырь
26. Святое благовествование от Иоанна гл.12, 24
27. Книга Пророков. Осия гл. 13, 14, Святое благовест-вование от Иоанна гл. 16, 33
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Похоже, вы ошиблись разделом :) Вам -- в драматургию... Комментарий автора: я тоже так считаю и поэтому попросила бы Вас, Анатолий, переместить его в раздел "Драматургия". Тем паче авторские права на драму у меня защищены двумя публикациями.
Пятидесятничество и Харизматия(продолжение) - Под вдохновением творчества Фёдора Капиноса и иже с ним, при его молитовной поддержке.
Еже ли кому не понравится, начните травить сей способ "творчества"
с моего вдохновителя.
И так, по вышеприведённому примеру и по воле Божией, в "соавторстве" с благословенным Г. Ф. Pендал, приступаем к творчеству...
