ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Варвара после разговора с Гренлахой не один день кряду ходила сама не своя. Пуще всего ее жег стыд.
« Зачем я ему так-то?! Сразу про сына, сразу себя ему на шею вешать? - казнилась она. - Любому о таком спустя много лет скажи- вряд ли поверит. А я, дура, еще выспрашиваю: счастлив ли без меня, помнит ли? Да он и думать обо мне забыл давным-давно! Живет себе человек, а тут я выискалась. Первая любовь, видишь ли! Навязалась...»
Но Варваре было все-таки обидно и больно, что Гренлаха так шустро и шумно отрекся от сына. Испуганный и ошарашенный Григорий, выставивший перед собой, будто для защиты, ладони, все время стоял теперь перед глазами...
Прошло две недели. Иван по-прежнему жил у матери, и Варвара, в другое время давно бы пригнавшая муженька в свой дом, к свекрови не шла, что-то удерживало ее.
« Хорошо Музке! Вот бы бойню там учинила, долго бы помнили!» - не раз с сожалением подумала Варвара, обряжая в хлеву скотину.
Вовка в последние дни стал как-то странно поглядывать на мать. Тоже гусь, чадо неразумное! Девок в Городке нет, спутался с разведенной бабенкой да еще и с ребятами. Та с брюхом нынче ходит, каким ветром надуло - неведомо: не один, поди, Вовка к ней по ночам шастал. Прежде сынка Варвара удерживала: не торопись жениться, стерва какая-нибудь попадет, намаешься. А времечко-то минуло, не заметили: Вовке много за тридцатник перескочило. Будет ли он теперь мать слушать, а все равно для нее - ребенок.
«Что-то таит в себе да не знает как начать», - насторожилась Варвара, но с расспросами к сыну приставать не стала, сам, коли надо, скажет.
И вправду Вовка, потупясь, спросил:
- Мам, тут один мужик в городке появился, по кличке Гренлаха. Ты его знаешь?
Варвара в ответ промолчала.
- Люди разное про него треплют да и он сам, - усмехаясь, продолжал Вовка. - Будто он мне...отец?
Сын, наконец, поднял глаза на мать, и Варвара поспешно отвернулась, не в силах выдержать его вопрошающий, исподлобья, взгляд.
- Мало ли чего у нас мелют. Наврут с три короба, только уши развешивай! - проговорила Варвара, чувствуя как запылали щеки.
Она ждала этого вопроса, готовилась к нему, но сейчас смешалась и, не добавив ничего больше к сказанному, торопливо вышла из комнаты...
Поздним вечером Варвара, услыхав чьи-то крики во дворе дома, выглянула в окно и обомлела. Под фонарем у калитки стояли в обнимку, покачиваясь и горланя пьяную песню, Вовка и... Гренлаха.
Вовка, вывернувшись из Гренлахиных объятий, сделал пару нетвердых шагов и повалился. Гришка остановился над ним, качаясь на широко расставленных ногах:
- Сын мой! - тыкал он пальцем в пытавшегося встать на карачки Вовку. - Я к тебе столько лет шел, столько лет тебя искал. И нашел-таки тебя, дорогой сыночек... - Гришка зычно икнул. Он откровенно любовался звучанием своих слов. - Я увезу тебя отсюда, дорогой мой сынуля, в настоящий город. Там ты будешь ба-альшим человеком, богатым, моим наследником будешь. Как сыр в масле кататься! Во! - Гренлаха для пущей убедительности ввернул поговорку, не вдруг пришедшую на ум.
Вовка в ответ безмолвствовал, похоже, собираясь прикорнуть на земле.
Варвара опомнилась и выбежала из дому:
- Сволочь, гад, что ты над парнем-то сделал ?!
Она что есть силы оттолкнула Гренлаху, и тот стремительно плюхнулся на задницу невдалеке от Вовки. Пока Варвара волокла стонущего и невнятно бормочущего сына в дом, Гренлаха, не пытаясь встать, недоуменно пучил ей вслед глаза.
- Зачем мне такая жизнь! - зарыдала в голос Варвара, завалив полубесчувственного сына на диван и стягивая с ног его извоженные в грязи сапоги. Справившись с обуткой, она опустилась на стул рядом с диваном и долго не могла успокоиться.
Варвара словно бы очнулась, поспешив вытереть рукавом слезы, от чьего-то тяжелого пристального взгляда ей в затылок. Она вспомнила про Гренлаху, но продолжала сидеть не оборачиваясь.
Григорий грузными шаркающими шагами подошел к ней и положил свои ладони ей на плечи. Варвариному затылку даже жарко стало от его шумного, с присвистом, дыхания. Варвару обволокло облако сивушного духа, она задохнулась в нем и, зажав ладонью нос, вскочила со стула.
- Варя, Варенька! - как можно нежнее заворковал пропитым хриплым баритоном Гренлаха. - Ты посмотри сынок-то какой у нас славный?! - кивнул он на растянувшегося на диване Вовку. - На меня похож очень. И на тебя тоже. Не ожидал, не ожидал , что сын такой взрослый у меня. Спасибо тебе, Варенька, что воспитала его... Как вы тут, наверное, бедствовали без меня?! Ну, ничего, я теперь здесь, законный Володькин отец, в обиду вас не дам...
Варвара слушала Гришкину речь вначале оторопело, потом все с большим волнением, а под конец разозлилась. Она оторвала от щелей в полу взгляд и уставилась на Гренлаху.
Он растолковал это по-своему:
- Варя, я же тебя всю жизнь любил! - он опять шагнул к ней, попытался обнять за шею, но руки его соскользнули и больно ударили Варвару по грудям.
Звонкая оплеуха, от какой бывало и пьяный Иван еле удерживался на ногах, пунцовея подбитой щекой, Гренлаху отбросила к стенке. Он долго тряс головой, силясь осознать неведомую ему перемену в Варваре, пока его не осенило:
- Это ты от гордости своей, скажи, Варя? Верно? Думаешь, я вознесся высоко там, в городе, так и унижаю тебя? - Гренлаха вновь приближался к Варваре, но осторожными выверенными мелкими шажками, видно, собираясь в случае чего проворно отскочить. - Хотите, я у вас тут навсегда останусь? Лети все там, в городе, прахом! Да и лететь-то особо нечему. - Гришка помолчал, вздохнул, махнул рукой. - «Директором» платного туалета я на вокзале работаю, такой вот коммерсант!.. Телеграмма, что бабка умерла, не знаю как меня и нашла. А я дорогу сюда, на родину, забыл. Еле нашел, приехал... Не знаю, где и бабка похоронена, при каком-то, говорят, дурдоме. Хорошо хоть добришка после нее осталось, было на что погулять. Только и всего... А я тепла хочу! Понимаешь, Варя, тепла!
Он шагнул к Варваре и опять попытался робко обнять ее:
- Варя, оставь ты Ваньку! Зачем тебе этот лапоть и Володьке неродной отец? А, Варь?.. Неужели в тебе с той поры ничего не осталось? Помнишь, Варь?..
- Не надо, Гриша, уходи! Раньше думать было надо! - Варвара, отворачиваясь, отталкивала его. - Уйди, ради Бога! Добром прошу!
- Козел старый! А ну пошел вон!
От этого крика оба вздрогнули. Вовка, вероятно представлявшийся Гренлахе бесчувственным поленом, оклемался и, недоуменно хлупая ресницами, смотрел на обнимавшихся мать и Гренлаху. Поскольку с места никоторый из них не сдвинулся - застыли они, как к полу примороженные - парень со злющим выражением на мятом лице, порываясь встать, сбросил босые ноги с дивана. Кое-как поднявшись, Вовка недолго удерживал равновесие, как подкошенный рухнул ничком.
Варвара и Гришка одновременно бросились к парню.
- Убирайся, убь-ю! Паскуда! - выл, хлюпая разбитым носом , Вовка. Руки его с растопыренными пальцами шарили по полу в поисках уразины.
- Сынок, успокойся! ! Веди себя прилично, как твой папа! - попробовал урезонить Вовку, растерянно ухмыляясь, Гренлаха, но в тот момент парню подвернулась под руку выкатившаяся из-под дивана порожняя бутылка, и он, радостно взвизгнув, сжимая ее за горлышко, поднялся на колени.
Гренлаха, не сводя глаз в Вовкиной руки, попятился к двери, бормоча:
- Я еще как-нибудь зайду, Варя... Вот характерец у сынка, весь мой. Пить нельзя ни капли... Так я зайду?
- Гриша, уходи ради Бога! - взмолилась Варвара.
Замешкавшегося Гренлаху едва не настигла бутылка, со звоном разбилась об дверной косяк над его головой.
- Мама, не пойму я! - уткнулся Варваре в колени Вовка. - Все говорят в Городке, что Гренлаха - мой отец. А сегодня подошел он ко мне на улице. Мол, выпить, поговорить надо. А потом, потом... - Вовка пьяно всхлипнул. - Я, говорит, твой родной отец, здравствуй, сынок!.. Мама, а батя тогда кто же?
- Батя? Он тебе и есть батя, - спокойно проговорила Варвара. На нее нашло странное спокойствие, и она удивлялась ему. Еще минуту назад, совершенно растерянная, она металась между Вовкой и Григорием, а теперь, сидя на стуле, неторопливо и нежно перебирала кудри прильнувшего к ней сына. Единственное, что заставляло Варвару подергивать уголками губ и от чего неприятно покалывало сердце - это впервые увиденное ею искаженное настоящей злобой лицо Вовки, который - она была уверена - и мухи-то не обидит, даже худое слово не посмеет сказать. А уж напиться вусмерть?!.
«Откуда в нем такое? - задавала себе вопрос Варвара и с горечью сама же отвечала. - От нас. Чему ж тут удивляться!»
Она посмотрела в окно и там, на дороге, под тусклым кругом неверного света фонаря, тонущем в промозглой пелене дождевой мороси, различила скрюченную фигуру Гренлахи. Он курил, пряча сигарету в горсти, и поглядывал на окна. То ли дождь пуще полился и погасил огонек, то ли Гренлахе стало ясно, что назад его не позовут, он, еще глубже вжав голову в поднятый воротник и горбясь, неуверенными шагами медленно побрел по улице.
Варвара, не шелохнувшись, смотрела ему вслед... Прежде, все минувшие годы, постоянно думалось ей о Гришке. А теперь она поняла, что осталось лишь сожаление о давно прошедшей молодости, о наивной полудетской любви. И больше ничего. Остался в памяти не сам человек, а только далекий образ его, живущий в ушедшей навсегда юности, холодный и несуществующий призрак, который Варвара так бережно лелеяла. Все прошло, все кончилось и никогда не вернется.
|
