Винный погреб (Современная классическая пьеса)

Артур

Ядвига - его молодая жена

Леди Гвен - его сестра

Гилберт - их друг

Жан-Пьер - художник

Назир

Старуха - хранительница погреба

Девочка - ее внучка

Некто

Действие происходит в погребе старинного замка

Прелюдия 1.Артур и Ядвига

Артур: Милая, милая, милая! Как я тебя люблю.

Ядвига: Спасибо, дорогой. Это так замечательно: принимать гостей и все остальное

Артур: Мне больше нравится «все остальное».

Ядвига: О чем ты, дорогой?

Артур: О нашей любви, конечно. Я уже и не ждал такого подарка от судьбы.

Ядвига: А я ждала, я всегда знала, что выйду замуж за принца.

Артур: Ты мне льстишь. Я не принц. А вот ты – принцесса.

Ядвига: Нет, ты принц, и мы прекрасно подходим друг другу. А мне очень нравится моя роль хозяйки таинственного замка.

Артур: О да, твоя фотография будет прекрасно смотреться в буклете для туристов, и все мужчины, посещающие наш замок станут мне завидовать. Может быть, лучше снять тебя в полный рост в этом платье и с букетом цветов – можно даже без меня. «Добро пожаловать в Эсфилд–хауз и его сады!» Я все думаю, сколько брать за вход, 10 фунтов или 15? Как ты думаешь, дорогая?

Ядвига: 15 – ведь это больше, чем 10, не так ли?

Артур: Верно дорогая, нужно брать 15!

Прелюдия 2

Жан-Пьер и Назир

Назир: Вы здесь всех знаете?

Жан-Пьер: Нет, только Артура. Нас представили третьего дня.

Назир: Значит, вы тоже человек новый. Вы здесь по делу?

Жан-П: Даже не знаю. Если и по делу, то понятия не имею по какому. А вы?

Назир: Да как вам сказать…

Жан-Пьер: У хозяина молодая жена…

Назир: Да. Он вообще человек не бедный. У него много чего есть интересного.

Жан-Пьер: Что ж, приятно познакомиться. Надеюсь, нас ждет приятный вечер.

Назир: О, в этом я не сомневаюсь.

Прелюдия 3

Старуха и девочка

Старуха: Чего это их сюда понесло. Мало места им что ли наверху мало? Устроили тут ресторацию!

Девочка: Хозяева будут сегодня здесь? Как интересно!

Старуха: А ты держись от них подальше и старайся на глаза никому не попадаться.

Девочка: А что если и попадусь?

Старуха: Не смей. Надо бы их отсюда отвадить, а то зачастят еще. Чем бы их припугнуть?

Девочка: Ой, какая же ты скучная!

Старуха: Скучная - не скучная, а это наше место. Хозяева там – наверху, а мы здесь, внизу. Так уж повелось. Нам с тобой не надо, чтоб здесь туристов водили. Пошли отсюда.

Девочка: Чем же тебе туристы плохи, хоть на людей посмотреть…

Прелюдия 4.

Гвен и Гилберт

Гилберт: Гвен, ты как всегда прекрасна.

Гвен: А ты как всегда любезен, но я тебе не верю.

Гиблерт: Помилуйте, я прям, честен и открыт.

Гвен: Все это – наполовину и ровно до того момента, пока не добьешься своего.

Гиблерт: Тебе-то откуда знать? Ты же мне своей никогда не была. (Делает попытку поцеловать ее. Она отворачивается.) Ты не изменилась.

Гвен: И ты. Хотел искренней ласки в ответ на твой фальшивый порыв? Тебе изменяет чувство вкуса.

Гилберт: Зато другие чувства при мне. Как минимум чувство меры, которое говорит мне, что разговор закончен, не так ли?

Гвен: На ту тему – да.

На заднем фоне никем не замеченный появляется Некто и проходит по сцене.

Акт 1.

В погребе стол, несколько стульев и кресел, много бутылок вина, разложенных для хранения, стол сервирован для стоячего фуршета на несколько человек. С боку падает на сцену свет, как будто от открытой двери. Издали раздаются голоса, приближаются.

Артур: Господа, откажемся от разговоров о терроризме. Налагаю заперт на все, что касается бомб, взрывов, и смертников в масках. У нас с Ядвигой еще не закончился медовый месяц, и мы имеем полное право не думать об этих ужасах (по очереди выходят на сцену)

Гилберт: Вы правы, Артур, нас уже так давно пугают ядерной угрозой, сначала в лице коммунистов, теперь – террористов, что я уже перестал надеяться, что найдется бомба, которая уничтожить этих глупых созданий, называемых людьми.

Гвен: Чем же вам, Гилберт, так не угодили люди?

Гилберт: (улыбаясь) Тем, что они размножаются и самовоспроизводятся. Заполонили всю планету: куда ни плюнь - везде они.

Артур: (примирительно) Гилберт всегда отличался остроумием.

Гвен: Да он и не шутит вовсе.

Жан-Пьер: Мадам, Гилберт прав. Род человеческий гнусен и подл. Слава Богу, что Он сотворил женщин, они скрашивают наше серое существование.

Гилберт: Террористы видимо так не думают, потому что они, похоже, не делают скидок для женщин. Это то немногое, что мне в них нравится.

Ядвига: Фи, Гилберт, какая жестокая шутка.

Артур: (примирительно) Господа, мы с моей женой приготовили для вас сюрприз, так сказать, пасхальную трапезу. В моем погребе собрана коллекция редчайших красных вин, есть французское, итальянское, испанское, немецкое, чилийское аргентинское, даже грузинское. Да, господа, грузинское - прекрасное вино, вот с него и начнем (разливает всем по бокалам). Пусть эта непривычная для нас атмосфера погреба, здесь все осталось как в старину, вдохновит нас и обратит наши взоры к жизни далеких предков. Видите ли, традиционная пасхальная христианская трапеза обязательно предполагает вино, и непременно красное. В качестве закусок здесь есть сыр, тоже разных сортов со всех концов света, угощайтесь, попробуйте вот этот (угощает всех). Дорогая, позволь я поухаживаю за тобой, Гвен, попробуй вот этот сорт, я знаю, тебе понравится

Гвен: Спасибо, Артур, прекрасное вино.

Ядвига: Нужно нарезать еще сыр и мясо.

Назир: Великолепный букет, не хуже хваленного французского. Надеюсь, я не обидел вас, Жан-Пьер?

Жан-Пьер: Что вы, кончено нет. Только я никогда и не подозревал, что вино и сыр - имеют какое-то отношение к религиозным обрядам. Я думал, что это изобретение французской кухни.

Гилберт: Вы правильно думали. То, что Артур назвал христианской трапезой - это хлеб и вино, а сыр тут совершенно не при чем. К чести хозяина должен заметить, что хотя теологическая уловка не удалась, угощение остается отменным. Браво Артур, и вино и закуска выше всяких похвал.

Гвен: Подумать только, откуда у Гилберта такие глубокие познания из области религии?

Ядвига: (восхищенно) Гвен, вы даже не представляете, сколько всего знает Гилберт, я никогда не встречала таких, как бы это сказать, просвещенных людей. Когда вы с ним поближе познакомитесь...

Артур: Дорогая, Гвен знает Его с пеленок.

Ядвига: А-А-а... Все-таки надо бы сказать Марте, чтобы она нарезала еще сыра и мяса. (Кричит в сторону света) Марта, Марта (идет в сторону света. Ей навстречу выходят старушка с внучкой, одеты безобразно). Кто вы? (Испугавшись) Я думала здесь Марта.

Старушка: Мы с внучкой здесь при погребе. Еще при прежних хозяевах меня приставили, так и служим здесь. Чего изволите?

Ядвига: Попросите вашу внучку подняться наверх и пусть там распорядятся подать сыр и мясо.

Внучка: Да, мадам (делает книксен, и они уходят).

Артур: Господа, вот это- гвоздь программы. (Берет бутылку). Шато Лафит пятидесятилетней выдержки. Прошу ваши бокалы (Все ставят бокалы на стол. Он разливает, все разбирают бокалы). Я хочу попросить нашего гостя и нового друга сказать тост (к Назиру) Восток всегда был известен красноречивыми ораторами.

Назир: Для меня огромная честь быть здесь и наслаждаться вашим обществом. Ваше любезное приглашение было для меня как гром посреди ясного неба. (Раздается звук, похожий на гром. Пауза, все озираются, потом опять смотрят на Назира) Так вот, я и не думал, что когда-нибудь буду иметь честь познакомиться с вами, это прямо-таки как гром посреди ясного неба... (Раздается более громкий звук, с пололка сыпется песок...)

Жан-Пьер: Похоже, портится погода (вытряхивает песок из головы).

Ядвига: (испуганно) Дорогой, что это?

Артур: Гроза, наверное.

Назир: Я хотел сказать, что такая приятная неожиданность, словно гром посреди ясного неба (раздается уже очень громкий звук как от взрыва)

Ядвига: (в истерике) Да прекратите же вы говорить про гром!

Назир: Извините, мадам, я вовсе и не это хотел сказать. Я имел в виду, что ваше общество ласкает мою душу, как легкий летний ветерок (смотрит наверх с опаской), который веселит благоухающую свежестью траву на просторе полей. (Далее говорит смелее и громче) Как легкий ветерок... (Раздается страшный гром и треск, свет от открытой двери сбоку гаснет, весь свет исчезает вообще, звуки падающих предметов. Полная темнота. Наступает тишина на несколько секунд).

Артур: Дорогая, где ты, ты жива?

Ядвига: Я жива, но у меня ужасно болит голова и я ничего не вижу, у меня что-то с глазами.

Назир: Я тоже ничего не вижу, у меня тоже что-то с глазами.

Гилберт: С вашими глазами все в порядке, здесь просто очень темно.

Ядвига: Уф, как хорошо, когда есть хотя бы один умный человек... Артур, где ты? Ты что-нибудь видишь?

Артур: Надо найти свечу (они все ищут руками по полу, натыкаются на предметы и друг на друга)

Жан-Пьер: подождите, у меня есть где-то была зажигалка, вот она (зажигает )

Артур: Я нашел свечу (зажигают несколько свечей) Вот так, хорошо.

Гвен: Что это было?

Гилберт: Нас завалило, неужели непонятно?

Гвен: Я и без вас вижу, что нас завалило. Я спрашиваю, что случилось там, наверху?

Гилберт: Либо землетрясение, либо взрыв, может быть и ядерный. А может быть ядерная атака на весь запад, не даром же об этом столько говорили.

Ядвига: А если так, значит, мы все умрем?

Гилберт: Скорее наоборот, мадам, мы единственные, кто остался в живых на всей цивилизованной части планеты.

Назир: Какой ужас! У меня осталась огромная партия нереализованных скоропортящихся продуктов. Если все погибли, кому же я их продам? Они ведь сгниют!

Жан-Пьер: А у меня выставка в Америке. Я всю жизнь работал на это проект, что ж теперь все отменяется?

Гвен: Господа, это абсурдно, подумайте о том, что может быть, всему человечеству приходит конец.

Жан-Пьер: Плевать я хотел на все человечество. Я всю жизнь работал и был уже так близко к цели. Я не хочу умирать, ко мне только что пришел успех.

Артур: Поверьте, я тоже не хочу умирать. Я женился неделю назад.

Ядвига: Ах, Артур, я так хотела иметь детей!

Назир: Я просто не могу умирать, у меня обязательства перед партнерами! Кстати Артур, вы решились, наконец, продавать свой замок в Оксфордшире?

Артур: Да я вроде собирался, но теперь, кто знает? Если Эсфилд-хауз разрушен, то мне может понадобиться другое жилье.

Гилберт: Леди Гвен, похоже, что мы с вами единственные, у кого не нашлось причины откладывать смерть? Вам что, не для чего жить?

Гвен: Хоть теперь прекратите юродствовать. Ведь мы все здесь умрем без еды и лекарств.

Гилберт: Только не без еды: здесь запасов хватит дожить до старости. А что касается лекарств, то их у нас, конечно, нет, зато есть анестезия (указывает на вино). Правда, нам будет плохо без воды. Артур, у тебя есть вода?

Артур: У меня есть два озера и четыре километра реки, но все это наверху.

Ядвига: Нужно спросить у той женщины, что была здесь. Бабушка, бабушка (приходят старушка с внучкой). Бабушка, здесь есть вода? (все замирают)

Старушка: Есть, как ни быть. Там у нас есть колодец (Все облегченно вздыхают)

Артур: А вы случайно не знаете, что произошло там, наверху?

Старушка: Как ни знать, знаю. Известно, что произошло. КОНЕЦ СВЕТА!

Артур: А-аа (с «саркастическим» пониманием).

Гилберт: Понятно. Для такого случая нам понадобится теплая одежда, здесь прохладно. Найдется у вас что-нибудь?

Старушка: Как ни найтись, найдется. Там полно старья. Для благотворительности собирали. Принесть, что ли?

Гилберт: Принеси, уважь, и воды побольше.

Ядвига: И порежьте еще сыра и мяса. (Старушка и внучка (делает книксен) уходят)

Артур: О Боже, что же нам теперь делать?

Гилберт: Как что? Ешь, пей, веселись, завтра умрем! (Откупоривает бутылку и начинает разливать)

Конец первого акта.

Акт 2

Пока все спят по сцене проходит Некто, он наливает себе вина и есть еду со стола.

Артур: (пьет прямо из горла) Даже самое дорогое вино вкусно только при первых глотках. Потом сколько ни пей – дрянь (пьет еще). Понятно, почему попы поят свою паству только одним глотком.

Гилберт: Они вовсе не поэтому так делают.

Гвен: А почему? Уверена, Гилберт знает в точности.

Жан-Пьер (внезапно проснувшись) Потому что Христос превращал воду в вино. (Опять засыпает)

Гилберт: Не поэтому, на ваша мысль интересна и наводит на размышления.

Гвен: Хорошо, что здесь оказался колодец, не то нам понадобились бы услуги какого-нибудь мага, который может делать наоборот: превращать вино в воду.

Артур: Какой кошмар! Превращать вино - здесь каждая бутылка стоит целое состояние - в простую воду. Я не смог бы этого пережить.

Гилберт: Помилуйте Артур, вы ведь только что говорили, что вино только при первых двух глотках вкусно, а потом - как вы выразились - дрянь.

Артур: Дело не в этом. Я заплатил за него кучу денег.

Гвен: Артур, тебе хватило бы пару ящиков, чтобы в день выпивать по глотку всю твою жизнь. Зачем же ты забил весь погреб?

Артур: Это еще что, у меня договор со всеми именитыми коллекционерами, они ежегодно пополняют мои запасы.

Гвен: Странно это, не правда ли? Вот удивительное создание, современный человек! Ему самому не надо больше одного глотка, а он все пьет и пьет, да еще запасы делает!

Гилберт: Современный? Вы слишком хорошо думаете о своих предках. Судя по некоторым источникам, так было и в начале нашей эры. Помнится, распорядитель пира, это что-то вроде современного метрдотеля, сказал Христу, что так и нужно делать, сначала приманивать гостей вкусным вином, а потом подавать барматуху, все равно никто не чувствует вкуса.

Артур: (с чувством) Какая подлость!

Гилберт: Удивительно, что вы только сейчас это заметили.

Артур: (слегка пьяным голосом) Что заметил?

Гилберт: Что жизнь устроена таким подлым образом.

Артур: Я понял, Гилберт, вы хотите сказать, что я как дурак платил всю жизнь за лучшее вино, хотя после первого глотка я мог бы начинать экономить. Так?

Гилберт: Примерно.

Артур: Сколько же денег я потратил зря? Нужно, чтобы посчитал специалист. Где наш магнат? (ищет Назира) Спит. Надо разбудить. Назир! Проснитесь, токийская биржа обвалилась.

Назир: (В ужасе вскакивает) Когда? Что случилось?

Артур: Мы хотим задать вам вопрос. Сколько стоит дешевое вино?

Назир: Не знаю, не пил.

Артур: (обрадовавшись) Вы тоже! Значит, вы такой же кретин, как и я, хоть и промышленный магнат!

Назир: Ну не такой же!

Гвен: Простите его Назир, он немного выпил лишнего. Кстати, все время хочу вас спросить, при чем тут бананы? Я думала, вы промышленник.

Назир: Я и есть промышленник. Бананы – это просто сделка. Здесь можно было заработать миллион-другой.

Гвен: Что ж вы так убиваетесь из-за этого миллиона, у вас ведь и так куча денег?

Назир: Во-первых, вам этого все равно не понять, а во-вторых, это был государственный заказ. Одна маленькая страна, там ничего не производят, только выращивают бананы и розы. У них кормовые бананы, а я нашел одно место, где кормовые бананы продают в супермаркетах, и цены там гораздо выше. Это золотое дно. Понятно теперь?

Гвен: Понятно. Прекрасная страна, должно быть, если там из промышленности только бананы и розы.

Назир: Это не надолго. Как только правительство будет у меня в кармане, я построю там пару-тройку заводов.

Гвен: Очень приятно, наверное, быть таким воротилой, да?

Назир: Только первые несколько месяцев. Потом засасывает рутина. Помнится, когда я заработал свой первый миллион, я был на седьмом небе. Каждое утро я просыпался с чувством огромного удовлетворения. Но потом все это как будто прошло.

Гилберт: Однако, с тех пор вы заработали еще не один миллион. Зачем? Вы же уже знали, что счастья это вам не принесет?

Назир: Это бизнес. Таких вопросов там не задают. Здесь как на трассе. Если ты встал на дорожку, то не сойдешь после первой победы, будешь бежать, пока не выдохнешься.

Гилберт: Так, оказывается ваше вино тоже отдает барматухой.

Назир: При чем здесь вино?

Гвен: Гилберт хочет сказать, что вы тоже поняли, что то, к чему стремились, не так уж ценно, как выглядело, когда вы к этому только стремились.

Назир: Еще не понял, но, похоже, скоро пойму.

Гилберт: А если это было всего лишь землетрясение, и нас раскопают раньше, чем вы это поймете. Что будет тогда?

Назир: Как что? Буду продолжать работать, а что же еще?

Гвен: А как же вечные ценности: семья, дети?

Назир: О, конечно, вы правы. Обязательно надо завести детей, надо же кому-то оставить все то, что я заработал. С собой в могилу, как выяснилось в нашей ситуации, этого не заберешь.

Гилберт: Не стоит делать таких мрачных сравнений. Мы все еще живы. Пока что это похоже не на могилу, а на детский сад.

Гвен: Почему это?

Гилберт: Потому что одни крепко спят, а другие познают азы жизненной науки.

Жан-Пьер: (внезапно просыпаясь) Кто спит? Я не сплю. Который час?

Гвен: (смотрит на часы) Полвторого.

Жан-Пьер: Дня или ночи?

Гвен: Трудно сказать. А вам, собственно, какая разница?

Жан-Пьер: Сам не знаю. Никак не могу привыкнуть к этому подвалу. Мне кажется, что это страшный сон, и я все еще надеюсь, что смогу проснуться. Как вы думаете, мы выйдем отсюда когда-нибудь?

Гилберт: Если наверху остался кто-нибудь, кто может нас раскопать, и еще кто-то, кто может за это заплатить, то, скорее всего, мы еще увидим белый свет. А если это все же был ядерный взрыв, то все зависит от силы взрыва. Очень может быть, что нам не будет лучше наверху. Мы все там умрем от лучевой болезни, или как там это называется, когда возникает радиация.

Артур: Гилберт, не наводи на нас страху. Это не может быть нападение террористов. Мы довольно далеко от Лондона, а нас взрывать не выгодно – слишком мало тут народа.

Назир: А почему взрыв не мог быть такой силы, что и сюда достало?

Артур: У них не хватит средств, чтобы сделать такую бомбу.

Гилберт: Во-первых, ты забыл, что недалеко отсюда сейчас встреча глав четырех европейских государств, а там кроме них полно зевак и журналистов. Если бы я был террористом, то ударил бы сегодня именно туда.

Ядвига: Почему вы все время говорите от лица террористов, вы меня пугаете!

Гилберт: Я никого не пугаю, просто рассуждаю. А что касается нехватки средств, то, во-первых, откуда вы знаете, сколько у них средств, а во-вторых, им может помочь какое-нибудь правительство, хоть бы и корейское.

Назир: Но корейцы – не мусульмане.

Гилберт: У них могут быть другие общие интересы.

Артур: Что же это - нефть? Боятся падения цен на нефть?

Назир: Что, все так серьезно?

Гвен: Назир, вы боитесь падения цен на нефть? Вот они ваши бананы!

Гилберт: Падение цен на нефть на нашем с вами веку не предвидится. Если не случиться чего-нибудь глобального. Если оно уже не случилось. А может, это просто землетрясение, и надо просто попробовать разрыть выход.

Назир: Вы думаете, это возможно?

Гилберт: А почему нет? Если все правильно рассчитать, то вполне возможно.

Назир: Так надо начать что-то делать. Не сидеть же тут, сложа руки. Гилберт, пойдемте и посмотрим, что можно сделать. (Уходят).

Жан-Пьер: Гвен, а вы что думаете по эму поводу?

Гвен: Я думаю о чашке чая и булочке с джемом.

Жан-Пьер: Что ж, вам совсем не страшно?

Гвен: Почему же не страшно, очень даже страшно. Приходится сдерживаться, вряд ли истерика пойдет кому-либо на пользу. Сменим тему. Вы вот, вроде, художник.

Жан-Пьер: Да, художник. А вы кто?

Гвен: Не знаю, в сущности – никто.

Жан-Пьер: А я художник.

Гвен: А почему? Почему вы стали художником?

Жан-Пьер: Я буквально родился в мастерской. Мои отец и мать были художниками, их друзья были художниками, все вокруг были художниками или их поклонниками. Краски и холст были для меня также привычны как вода и хлеб. Я только в двадцать пять лет узнал, что бывает другая жизнь.

Гвен: А что случилось, когда вам было 25 лет?

Жан-Пьер: Я влюбился в женщину, которая была аудитором.

Гвен: И что эта женщина?

Жан-Пьер: Да ничего, меня другое волнует.

Гвен: Что же? Тоже цены на нефть или боитесь от конкурентов отстать?

Жан-Пьер: Да я вовсе не боюсь конкурентов.

Гвен: Врете. Боитесь. Все боятся конкурентов. А что если найдется молодой и очень талантливый художник, который обскочит вас, пока вы здесь сидите. А ваше самолюбие…

Жан-Пьер: Да что вы такое говорите, нет у меня никакого самолюбия...

Гвен: Опять врете. С таким же успехом вы могли бы сказать, что у вас нет рук и ног. Все таланты боятся, что найдется гений, который заткнет их за пояс.

Жан-Пьер: Возможно.. Кажется я понимаю, о чем вы говорите. Очень давно один мой друг, тоже художник, украл с выставки мою картину. Она была фаворитом, а его работа считалась второй. Первая премия была очень престижна , лауреату устраивали персональную выставку и прочее. Он сказал потом: «Извини , старик, мне пришлось выбирать, и я пожертвовал тобой».

Гвен: А вы что?

Жан-Пьер: Да ничего. Мне было так тоскливо, и я никак не мог понять, как это может быть: был друг и нет друга. Так что, может быть, я понимаю, о чем вы говорите.

Гвен: А что та девушка, которая была аудитором?

Жан-Пьер: Мы расстались.

Гвен: Она отвергла вас, потому что вы были бедны?

Жан-Пьер: Да я вовсе не был беден. Я учился в лучшей школе живописи и работал в кино и театре. А почему вы решили, что я был беден?

Гвен: Вы же сами сказали, что к вам только что пришел успех.

Жан-Пьер: Такой большой успех. Но мне ведь и раньше многое удавалось. У успеха тоже есть разные ступени. Можно быть просто признанным художником. Можно быть как Моне, одним из великих, а можно как Микеланджело, величайшим.

Гвен: Ну и как же вы расстались?

Жан-Пьер: Не сложилось. Она хотела, чтобы я занимался ею, а ко мне тогда как раз только что пришел первый настоящий успех. Я не мог отвлекаться на всякие посторонние вещи.

Гвен: Как, еще один успех?

Жан-Пьер: Для меня тогда это было очень серьезно. От этого зависело все мое будущее. Что же мне было делать? К тому же в том случае вообще получилось все как-то неловко. Мы были на вечеринке, а она хотела уйти домой. А мне было очень весело и хотелось остаться. Но она словно завелась, домой и все тут, плохо ей стало. А мне не хотелось домой, у меня творческий подъем и все такое. Я, видите ли, сказал ей, что если она ни черта лысого не смыслит в искусстве, то она может убираться на все четыре стороны.

Гвен: А при чем здесь искусство?

Жан-Пьер: Понятия не имею.

Гвен: Ей что, не нравились ваши картины?

Жан-Пьер: Да нет, вроде нравились.

Гвен: И зачем же вы это сделали?

Жан-Пьер: Откуда я знаю зачем?

Гвен: А я вот знаю. Вам пришлось выбирать, и вы пожертвовали ею. А ей потом было очень тоскливо, и она не могла понять, как это получилось: был друг и нет друга.

Жан-Пьер: Не знаю, возможно, вы правы.

Гвен: Да что же вы заладили: не знаю, да не знаю. Вы что никогда не знаете, почему совершаете поступки?

Жан-Пьер: (раздраженно) А вы что же, всегда знаете, почему совершаете поступки?

Гвен: Конечно знаю.

Жан-Пьер: Ох уже эти женщины! Никогда вас не понимал.

Гвен: Послушайте, как же вы тогда пишите свои картины? Как все это получается, если вы никогда ничего не анализируете?

Жан-Пьер: У меня внутри есть как будто специальный аппарат, который перерабатывает вдохновенье в образы, а я их переношу на холст, и все. А как работает этот аппарат, никто не знает.

Гвен: Но это же ужасно! Когда знаешь ответ на вопрос “почему”, жить гораздо спокойнее.

Жан-Пьер: Например?

Гвен: Например, почему вы стали художником?

Жан-Пьер: Я им родился.

Гвен: Это не ответ. Что вами двигало?

Жан-Пьер: Не знаю.

Гвен: О кей. А почему вы решили, что ваше искусство дороже, чем ваша невеста?

Жан-Пьер: Не знаю.

Гвен: Почему вы решили приехать сюда по приглашению Артура?

Жан-Пьер: Не знаю.

Гвен: Надо полагать, что задавать вам вопрос, почему вы оказались в этом подвале, тоже бесполезно.

Жан-Пьер: Не знаю. Но коли следовать вашей логике, то получается, что если бы я не стал художником, то и не гнил бы сейчас здесь, а был бы счастливо женат и в данный момент играл бы со своими детьми, вроде как на картине ...... (Он застывает в задумчивой позе. Заходит Гилберт).

Гилберт: (глядя на Жан-Пьера) Что это с вами стряслось?

Гвен: Он получил откровение.

Жан-Пьер: (к Гвен)Так вы думаете, что жениться было бы лучше?

Гилберт: Это Гвен вас обработала. Даже не зная, какова альтернатива, уверяю вас, жениться было бы хуже.

Жан-Пьер: Почему?

Гвен: Однако мой урок пошел ему на пользу, смотрите-ка, он уже спрашивает почему!

Гилберт: Потому что брак хорош, пока в нем есть любовь, ибо она заставляет нас жертвовать собой. Но, к сожалению, любовь эта быстро проходит. Но и это еще не самое страшное. Она потом может вернуться, но предметом любви будет уже другой человек. А куда же тогда прикажете девать первого?

Жан-Пьер: И то верно.

Ядвига: Я уже некоторое время назад проснулась и невольно услышала ваш разговор. Гилберт, вы очень милый, но почему вы такой, как бы это сказать, пессимист?

Гилберт: Мадам, простите за этот дурацкий вопрос, вы что, до Артура никогда никого не любили?

Ядвига: Конечно, любила, отца и маму, у нас в семье все очень любили друг друга.

Гилберт: Что ж, вашему мужу очень повезло. Вы еще очень молоды.

Ядвига: А что Артур... Ему тридцать два года... Вы хотите сказать, что он не так молод, и он любил кого-то до меня?

Гилберт: Мадам, я этого не говорил...

Ядвига: Артур, проснись.

Артур: (Просыпаясь) Что случилось? Дорогая, у тебя такой вид, из-за чего ты расстроилась?

Гилберт: Как будто мало поводов для расстройства. Мы все на волосок от смерти!

Артур: Дорогая, успокойся, все хорошо, что с тобой?

Ядвига: Артур, скажи мне пожалуйста, ты раньше был влюблен по-настоящему?

Артур: (угрожающе шагает к Гвен, она отрицательно качает головой и кивает в сторону Гилберта) Гилберт, какого черта ты лезешь не в свое дело?

Ядвига: Артур, Гилберт здесь не при чем. Ответь, пожалуйста, на мой вопрос.

Артур: Когда-то в юности я любил одну женщину, но все это давно прошло.

Ядвига: Прошло? Какой кошмар.

Артур: Ну почему кошмар, ведь если бы я не перестал любить ту женщину, я не смог бы любить тебя.

Ядвига: Да, но если ты смог разлюбить ту женщину, то ты сможешь разлюбить и меня. Как же можно жить дальше с такой мыслью?

Гилберт: Не расстраивайтесь. Возможно, вам осталось жить не так долго.

Ядвига: Артур, ответь мне, где гарантия, что ты не разлюбишь и меня?

Артур: Милая, у нас в обществе не задают таких вопросов. Ты просто не знаешь этого, в тебе нет английской крови...

Ядвига: При чем здесь английская кровь, все эти глупости давно не имеют значения, а что касается общества, то мои родители не глупее тебя...

Гилберт: И не беднее, кстати.

Артур: Гилберт, прекрати подливать масла в огонь. (К жене) Милая, пожалуйста, успокойся, ты же знаешь, как я тебя люблю.

(Вбегает Назир, он тащит за руку упирающуюся и плачущую внучку старушки)

Назир: Допросите ее, она знает еще один выход отсюда.

Внучка: Я не знаю выход.

Назир: Знает. Признавайся, быстро.

Гилберт: Подождите, Назир. (К девочке). Ты не могла бы рассказать нам, что же ты знаешь.

Внучка: Я могу рассказать вам одному, если вы обещаете, что не расскажете бабушке.

Гилберт: Хорошо. Давай отойдем в сторонку, и ты расскажешь мне. (Выходят на авансцену. Все напряженно подслушивают)

Внучка: Здесь есть тайный выход наверх. Я случайно проговорилась об этом тому человеку (кивает на Назира). Но моя бабушка не должна знать.

Гилберт: Почему?

Внучка: Потому что это мой единственный путь наверх. Пока бабушка не знает о нем, я могу иногда вечером выходить посмотреть на танцы. Но если она узнает, то всему конец.

Гилберт: Бедняжка. Но думаю, тебе нужно показать нам этот выход, потому что тогда у нас у всех может появиться повод для танцев. А твоей бабушке мы ничего не скажем. Ну, пошли?

Внучка: Пошли. (Все, кроме Артура и Ядвиги уходят)

Артур: Дорогая, пожалуйста, все будет прекрасно. Я уверен. Не плачь. У меня сердце разрывается, когда ты плачешь.

Ядвига: Но Артур, это такое разочарование.

Артур: Это просто на тебя так действует обстановка. Здесь темно и холодно. Когда мы выйдем из этого погреба все станет на свои места. Представляешь, ты сможешь принять ванну, мы вкусно покушаем в нашем любимом ресторане, а потом мы соберемся и поедем в Рим. Или в Париж. Куда ты хочешь поехать?

Ядвига: Все равно. Главное чтобы ты меня не разлюбил. И я тебя. (Вскрикивает от ужаса) А вдруг я тебя разлюблю? Мы выйдем отсюда, спасемся, а я тебя разлюблю. Я теперь каждый день буду просыпаться и проверять, не разлюбила ли я тебя. И тебя буду спрашивать, не разлюбил ли ты меня.

Артур: Милая, это будет не жизнь, а кошмар. (Возвращаются все) Ну что, нашли выход?

Гилберт: Здесь был чудесный лаз, прямо на небольшую поляну. Но его видимо тоже завалило. Так или иначе, теперь его нет.

(Вбегает разъяренная старушка)

Старуха: (внучке) Где ты шляешься? Быстро иди на свое место. Нет с тобой никакого сладу.

Гвен: Почему вы не разрешали ей выходить наружу?

Старуха: Нечего ей делать снаружи. Там один разврат. Здесь она сохраннее будет. (Тащит девочку за собой, в последний момент та вырывается и, выбегая на авансцену)

Внучка: Ах, если бы я только смогла вырваться на свободу! (уходит)

Назир: Ничего хорошего ее там не ждет.

Жан-Пьер: А меня ждет там много хорошего. Я больше не могу здесь сидеть!

Артур: Так, спокойно, я и сам сейчас начну истерить. Нужно успокоиться. Давайте выпьем вина. Наливайте, Назир, помогите мне заполнить бокалы, Гвен, твой бокал, у нас есть что-то из закусок?...

Назир: Что-то у меня нет аппетита.

Артур: Тогда просто выпейте вина или воды, нужно все-таки что-то делать, (пьет). Как же мне надоело это вино. Если выберусь отсюда, буду коллекционировать белое вино. И почему церковники предпочитают красное?

Гилберт: Потому что оно похоже на кровь. Они считают, что это кровь Христа.

Жан-Пьер: (поперхнувшись, после некоторого замешательства) Вот уж не думал.

Гилберт: Ага, а хлеб - это тело Христа, поэтому они и едят этот хлеб.

Жан-Пьер: Какое зверство. Вот к чему приводит религия. Люди становятся террористами, убийцами, фанатиками, да еще и каннибалами.

Гилберт: При чем здесь каннибализм. Это же просто символ. Европейская религия говорит, что Христос был распят из-за проступков всего человечества. Очень смелая, но довольно глупая идея.

Гвен: Почему?

Гилберт: Потому что человечество совершает слишком много проступков. Вряд ли есть кто-то, кто в состоянии перенести последствия всех преступлений нашей расы. И потом, слишком уже это просто выглядит, ты, значит, все это совершаешь: убиваешь, грабишь, лжешь, предаешь, -а кто-то другой за это отвечает? Если бы это было так, то совесть просто атрофировалась бы. А она все еще дает о себе знать иногда.

Артур: Да, наверное, верить в это довольно приятно. Никакой ответственности.

Гилберт: Впрочем, они сами в это не верят.

Гвен: Почему вы так думаете?

Гилберт: Потому что во все века они стремились выглядеть сострадательными и бескорыстными людьми. Чего ради пересиливать свою злобную природу, если все равно наказания не будет?

Гвен: М-да, это парадокс, но ведь вся жизнь состоит из сплошных парадоксов.

Гилберт: Надо признать, что хотя все это и есть только символ, во все века находились люди, которые воспринимали этот символ, скажем, слишком близко к сердцу. Жан-Пьер, расскажите им, вы должны знать, почему художники во все времена выбирали распятие темой для своих картин?

Гвен: (к Жан-Пьеру) Разве это не было простой данью традиции? Я думала, что раньше живописцы просто оплачивались церковью, а в последнее время они спекулируют этой темой как давно забытой и поэтому интересной. Это не так?

Жан-Пьер: Не думаю.

Гилберт: А вы сами использовали этот сюжет когда-нибудь?

Жан-Пьер: Конечно, это очень модная тема. Не все же голые тела рисовать. Сейчас, впрочем, модно мусульманство. Но если говорить о графических символах, то крест сильнее.

Гвен: Чем же полумесяц плох?

Жан-Пьер: Графически он проигрывает кресту – тяжеловат. Крест – завершенная форма. Его и на шеях носят и на шпили соборов ставят. Да и символически он богаче – за ним больше и чувств, и истории, и информации. Крест идеален. Нужно только нарисовать его, а остальное все уже в нем. (Подходит к стене и рисует крест). (Пауза)

Артур: А при чем здесь превращение воды в вино?

Гилберт: Это просто одна из историй. Христос пришел на свадьбу, а у них кончилось вино. Тогда Он велел слугам налить полные кувшины воды и нести к распорядителю пира. В кувшинах оказалось очень хорошее вино.

Артур: Да, помню, вы уже рассказывали. Потом распорядитель попенял хозяину, говоря, что, мол, принято сначала подавать хорошее вино, а потом, когда уже все напьются - плохое, потому что все равно уже никто не чувствует вкуса.

Гвен: Интересно, а на той свадьбе вкус хорошего вина почувствовали?

Назир: Если мы когда-нибудь выберемся отсюда, то я скажу, что, может быть, и почувствовали.

Гилберт: Назир, вы, похоже, начинаете торговаться с Богом?

Назир: А почему бы и нет? Если кто-то может меня спасти, то я готов за это заплатить. Даю тожественный обет: если я отсюда выберусь целым и невредимым, то сделаю все, что захочет от меня этот Бог, Которого распяли и Который превратил воду в вино.

Гилберт: Так, кому еще есть, что предложить в обмен на свободу?

Гвен: Просто свобода это слишком мало. Если уже рисковать всем, то за большую цену.

Гилберт: Чего же ты потребуешь?

Гвен: Я хочу быть счастливой, притом всегда.

Гилберт: Ставки растут. Тебе еще что-то нужно? Ты ведь умна, богата, у тебя полно друзей и родственников. Чего тебе не хватает?

Гвен: Я все же хочу еще чего-то. Хочу рыцаря на белом коне.

Гилберт: Ты?

Гвен: (с удивлением) А почему нет? Зачем ты отказываешь мне в романтических наклонностях? Я может, всю жизнь об этом мечтала.

Гилберт: А, ты поэтому два раза разводилась? Сдается мне, что ты просто хочешь еще раз выйти замуж. Это очень просто устроить. Назир, вы женаты?

Гвен: Гилберт, прекрати.

Гилберт: Не переживай, если он откажется, есть еще Жан-Пьер и я.

Гвен: Извините, но вы меня не устраиваете.

Гилберт: Почему это, по-моему, мы еще вполне ничего.

Гвен: Потому что я хочу чтобы он был умен, красив, верен, чтобы он любил меня всегда и никогда не приносил мне разочарования.

Гилберт: Я снимаю свою кандидатуру. А вы, господа?

Старуха: (выбегает вместе с внучкой и громко кричит) Видела Его, видела своими глазами! На белом коне! Видела сама!

Все: Кого?

Старушка: Христа!

Конец 2 акта

Акт 3.

Все стоят в тех же позах, в каких мы оставили их в конце второго акта. Гвен держит бокал в водой в руках.

Старушка: Я видела Самого Христа, Он явился мне: красивый, большой такой, на белом коне и с мечом. Ветер поднялся кругом, и свет, везде свет, как будто ниоткуда.

Жан-Пьер: Началось.

Назир: А что вы хотели? Этого следовало ожидать.

Гвен: (заинтересованно) Вы уверены?

Старушка: Дочка, я точно знаю, вот и девчушка тоже все видела.

Артур: Что вы себе позволяете? Гвен вам не дочка.

Гвен: (подходит к внучке) Ты видела Христа?

Внучка: (делает книксен) Да, мадам (Улыбается).

Гвен: И как это? На что это похоже? Что ты чувствовала?

Внучка: (делает книксен) Не знаю, мадам. Это было очень весело.

Гвен: Весело?

Внучка: (делает книксен) Да мадам, вроде того. Радостно так, как будто перед Рождеством, когда подарки дарят.

Назир: (Он держит в руках бокал с вином. К старухе) Вы в своем уме? Посмотрите мне в глаза?

Старушка: (смотрит на него) Чевой-то?

Назир: (оценив ее взгляд) Все понятно, экстремальная ситуация плюс тот факт, что она заперта в этом погребе. Клаустрофобия с осложнением. Возможно, это ждет всех нас.

(Старуха с внучкой удаляются незаметно)

Жан-Пьер: Она торчит в этом погребе всю жизнь. Почему же это только что с ней случилось?

Назир: Нервы не выдержали.

Жан-Пьер: Бросьте вы, она спокойнее всех нас. Ей вообще все равно, что тут происходит. Она просто наслушалась наших разговоров.

Гвен: А почему это не может быть правдой?

Назир: Ну вот, и вы туда же. Посмотрите на свой бокал. У вас случайно вода в вино еще не превратилась?

Гвен: (гневно) Почему вы со мной так разговариваете?

Гилберт: Спокойно, не будем ругаться. Назир просто боится, что ему придется сдержать слово, неосторожно данное несколько минут назад. И правильно делает, что боится. Боги могут быть очень жестоки.

Жан-Пьер: О да, я слышал множество историй о больших и малых богах, которые требовали от своих последователей жертв, даже человеческих жизней. Один мой однокашник написал на такой сюжет картину. Это было в последние дни Римской империи. Бог одного варварского племени устами жрецов потребовал себе жертву сына вождя в обмен на победу над Римом, и юноша погиб, причем добровольно. На картине того моего друга был изображен пир варваров в римском дворце. Грязные воины пьют из римских чаш, возлежат на римских ложах, насилуют римских матрон, а их вождь плачет, глядя на все это, по своему благородному сыну. От этого сюжета у меня до сих пор мурашки по спине. От таких богов лучше держаться подальше.

Гвен: Рыцари на белых конях так не поступают.

Назир: Надеюсь, я не попал в ловушку.

Гвен: Назир, а вы не боитесь? Разве это не грех для вас, Христу молиться, вы же мусульманин?

Назир: Я теперь никто. А может, и был никем.

Артур: Вы все, как я посмотрю, с ума посходили. Не пугайте нас. Пока что все в порядке, и вода осталась водой.

Назир: Ничего себе, в порядке. Вы что, нашли выход отсюда?

Артур: Ну, вы еще тоже выхода не нашли, хотя и сделали ставки.

Жан-Пьер: Все, я больше этого не вынесу. Давайте как-нибудь остановим это, ну хоть пойдем спать что ли.

Артур: Прекрасная идея. Разойдемся и успокоимся. Мы просто все устали. Уверен, что завтра от всех этих страшилок не останется и следа. Дорогая, пойдем. (Все уходят, кроме Гвен).

Гвен: Кого же она видела? Определенно, она не притворяется. Или очень искусно притворяется, что тоже не похоже на правду. Может, ее кто-нибудь разыгрывает? Шутка в стиле Гилберта, но он все время был здесь. Назир? На него не похоже, хотя кто знает? Но если Его видела она, то, может быть и мне можно? А вдруг это страшно? Старинный замок – самое место для духов и привидений. Но этим-то было весело, вот и повеселимся. Слышали же мы истории, что человек в отчаянной ситуации говорит, Господи, если Ты есть – помоги, и ведь происходит же что-то, черт возьми, ой, что это я говорю. Вранье, самовнушение и совпадение? Вот и проверим. Что делать-то надо, я ведь в церкви в последний раз лет двадцать назад была. Дожила до стольких лет даже молиться не научилась. Что делать? Надо признаться, что мне страшно, что больше не могу всего этого выносить, и что я не хочу лететь в тар-тарары вместе с этим миром. Не хочу!

На сцену выходит Некто, подходит в Гвен и с любопытством смотри на нее. Прячется при появлении Жан-Пьера.

Жан-Пьер: Гвен, вы прекрасно выглядите. Вы выспались?

Гвен: Глаз не сомкнула.

Жан-Пьер: А мне удалось немного поспать.

(Выходят все остальные).

Гвен: Как спалось?

Артур: Гвен, если у тебя почему-то хорошее настроение, не стоит портить его другим и задавать таких глупых вопросов. Ты ведешь себя так, как будто мы все отдыхаем на водах.

Гвен: Извини, Артур, я не хотела тебя расстраивать. Мне просто очень радостно, и я думаю... знаешь, Артур, я думаю, та старуха действительно видела Христа. Не знаю уж как это выразить, но я ей верю.

Назир: (заинтересованно) Вы тоже что-то видели?

Гвен: Я ничего особенного не видела, но я чувствовала.

Назир: Что вы чувствовали?

Гвен: Как в сказке, когда приходит добрый волшебник или что-то в этом роде. Это ужасно радостно, и оно приходит извне, хотя происходит внутри тебя. Я не могу этого объяснить вполне, мне показалось, что это длилось несколько минут, но вы успели за это время выспаться. Я как будто встретилась с кем-то, как будто кто-то был со мной рядом.

Артур: Кто он, и что он с тобой сделал?

Гвен: Артур, о чем ты? Это не имеет ничего общего с тем, о чем ты подумал. Хотя признаюсь, у меня такое ощущение, как будто я сильно влюблена.

Артур: Гвен, ты сошла с ума.

Гвен: Да вовсе нет. Я совершенно в своем уме. Моя голова работает лучше, чем когда-либо. Хочешь, я расскажу тебе таблицу умножения? Например, таблицу умножения на 9: девятью один - девять; девятью два - восемнадцать, девятью три - двадцать семь... девятью четыре...(задумывается)

Гилберт: Тридцать шесть.

Гвен: Неважно, я дальше не помню.

Гилберт: Если ты и сошла ты с ума, то это явно пошло тебе на пользу. Ты перестала быть похожей на змею.

Гвен: Спасибо, Гилберт. А вы Жан-Пьер, Вы какого мнения, я нормальная?

Жан-Пьер: Вам это очень к лицу.

Гвен: Вот и чудно. Гилберт, я хочу принять участие в работах по разрытию выхода. Где мне начинать?

Гилберт: Где тебе больше нравится. Хоть вон в том углу.

Гвен: Чудесно, я пойду погуляю (уходит).

Жан-Пьер: И где она тут собирается гулять?

Артур: М-да, старушке Гвен тяжело пришлось. Нервы сдали.

Жан-Пьер: А мне она так больше нравится.

Гилберт: Только выходить замуж она, похоже, передумала. А иметь в виде соперника невидимого рыцаря на белом коне, довольно обременительно. Бросьте эту затею мой друг.

Жан-Пьер: Да я вовсе и не это имел в виду.

Артур: Да, а все же Гвен стоит выйти замуж еще раз, тогда, по крайней мере, она будет застрахована от этой чуши о рыцарях и конях.

Ядвига: (вскакивая от избытка чувств) Да прекратите же вы, прошу вас! Артур, как ты можешь так говорить о... о своей сестре. И вообще, откуда вы знаете, что то, что она видела или чувствовала не было настоящим?

Артур: Дорогая, такого не бывает. А если и бывает, то это психическое явление, вроде галлюцинаций.

Ядвига: А если... А если это не галлюцинации?

Артур: Если это не галлюцинации, то почему никто больше ничего не почувствовал? Ведь мы все были поблизости. Почему действие этого ее волшебства не распространилось и на других? (Обращаясь ко всем и ни к кому, с сарказмом и с вызовом одновременно) Эй, тут кто-то еще видел рыцарей на белом коне?

Ядвига: (собравшись с духом) Я видела. (Все застывают в изумлении).

Артур: Что ты видела?

Ядвига: Это был словно во сне, но так четко, как будто наяву. Мне вдруг стало ужасно страшно. Так страшно, что я боялась даже пошевелиться. Меня как будто парализовало. Мне казалось, еще минута и я сгину от этого страха. Я не могла и рта открыть, но при этом все внутри меня кричало о помощи. И... Он появился откуда-то издалека, и он действительно был весь в белом, только коня я не помню. Он как будто окружил меня всю и мне стало так спокойно и радостно. Просто петь захотелось.

Артур: (начиная злиться)Ну и куда он теперь делся?

Ядвига: Не знаю, но мне кажется, Он и сейчас здесь, со мной.

Артур: (совсем разозлившись) Так, ты сейчас же выбросишь из головы весь этот вздор.

Ядвига: Но почему? Что тут плохого?

Артур: Я не хочу больше ничего слышать ни о каких привидениях. Все этого в природе не существует, и точка.

Назир: Если этого не существует, то чего вы так кипятитесь?

Гилберт: В самом деле, Артур, ты ревнуешь, признайся!

Артур: (очень зло и раздраженно) Вздор. Эта старуха вывела всех женщин из строя.

Ядвига: (в ужасе) Артур, я никогда тебя таким не видела!

Артур: (наступая на нее) Все, все! Ты сейчас же замолчишь, ты поняла?

Назир: (вставая между ним и Ядвигой) Почему вы на нее кричите?

Артур: Не лезьте, она моя жена. Какое вам дело? Или вы что, тоже видите видения?

Назир: А почему бы и нет? Вы что, можете мне запретить?

(Входит Гвен с сияющей улыбкой)

Гвен: Артур, ты спятил. Что у вас тут происходит?

Артур: (огрызаясь) Я не один тут спятил. Здесь все с ума посходили.

Гилберт: (пытаясь встать между ними) Даже если и так, то угрозу для общества пока представляешь только ты.

Артур: Вы что, все сговорились? (пытается вырваться из их окружения)

Гвен: Да что здесь стряслось?

Гилберт: Ядвига оказалась заодно с вами, а Артур приревновал ее к белому рыцарю.

Гвен: Ядвига, вы тоже? Как это произошло, расскажите... (уходят на задний план)

Артур: Гилберт, ты вообще на чьей стороне?

Гилберт: Ого, а мы что уже разделились на два лагеря?

Артур: Вы все, между прочим, мои гости. Это мой замок и мой погреб, в конце концов!

Жан-Пьер: Ага, значит, это вы должны отвечать за то, что мы тут торчим?

Артур: И вы туда же? Кто-то еще хочет поспорить со мной?

Назир: Если хотите знать, то да. Я на их стороне.

Жан-Пьер: (заинтересовано) Как любопытно. Вы тоже видели видение?

Назир: Я видел сон. (Долгая пауза. Он собирается с силами, потому что понимает, что его сейчас тоже ославят сумасшедшим. Он рассказывает это скорее для себя самого, чем для них) Я бежал от кого-то по длинной дороге, от чего-то очень страшного и угрожающего, бежал со всех ног, как мальчишка. Впереди была пропасть, которая потом оказалась ущельем, а в ней огонь. Было что-то вроде моста, как будто деревянная доска. Я пошел по ней, и мои преследователи отстали, как будто они не могли ступить на этот мост. Перебравшись на другую сторону, я хотел было броситься со всех ног оттуда, но почувствовал, что Кто-то смотрит на меня. (Здесь он замолкает на некоторое время. Все молчат. Никто не решается его подгонять) С того места, где я стоял теперь, было видно все ущелье, и там был огромный крест, и Он на кресте с раскинутыми руками. Я шел по перекладине креста, когда переходил пропасть. Внизу очень много крови и огня, все красное. (Он тихо стонет) Поймите, там, внизу, было очень страшно. И Он так смотрел на меня, как будто ждал, что я что-то решу. Кажется, я решил вернуться и помочь Ему, но видение пропало. Вот, вроде, и все.

Артур: Гилберт, это Назир все устроил. Он уходил, помнишь? Сначала напугал старуху, потом Гвен и Ядвигу разыграл, пока мы все спали. А сам все это придумал, чтобы всех нас с ума свести. Скажу тебе по секрету, он оказывает на меня давление, чтобы я продал ему свое поместье в Оксфордшире.

Гилберт: Тебе не кажется, что он выбрал слишком романтичный способ оказывать на тебя давление?

Артур: Ты что же принял все это за чистую монету? Гилберт, они же религиозные фанатики, эти мусульмане, это вполне в их стиле. Психологический терроризм!

Гилберт: Артур, ты же сам в это не веришь. Во-первых, зачем ломать всю эту комедию с Христом, напугал бы нас Аллахом. А во-вторых, Назир – прагматик, и если б уж хотел надавить, то просто разорил бы тебя.

Артур: Так, может быть, это он взорвал мой замок?

Гиберт: Ага, а сам оказался здесь по ошибке.

Артур: А, может, когда я подпишу документы, его люди придут и разроют нас?

Гилберт: Так подписывай скорее, чего ты нас всех мучаешь!

Артур: Так он же не предлагает!

Гилберт: Артур, приди в себя. То, что здесь происходит – слишком сложный трюк, из всех присутствующий организовать такое способен только я, а я этого не делал, так что ищи объяснений в другой сфере.

Артур: Какой еще сфере?

(Гилберт выходит)

Артур: (начинает ходить туда сюда по сцене) Так не может продолжаться. Я должен разобраться во всем этом. Я тоже должен увидеть этого Бога. Чего Он хочет от нас всех? Чего Ты от нас хочешь? (Тишина) Покажись мне, я хочу с Тобой поговорить! (Тишина). Если Ты Бог, то приди сюда! (сбоку вдруг появляется Гилберт со свечей)

Гилберт: Ты кого-то звал?

Артур: (шарахнувшись) О, это ты.

Гилберт: Решил по примеру Гвен прогуляться. Здесь, оказывается, полно всяких коридоров, прямо как в лабиринте. Пойду поброжу. (Уходит)

Артур: Я не выдерживаю, я схожу с ума. Зачем надо было кричать на Ядвигу? Я напугал ее до смерти. Хорошо, надо просто извиниться, и все станет нормально. Но какова она, моя жена! Бросила меня здесь, можно сказать, в таком состоянии, а сама смеется там со всеми с ними. А Гвен? Ужасно противно оттого, что они там все вместе, а я тут один сижу как полный идиот. И им там, похоже, очень хорошо. Ох, с каким бы удовольствием я бы всех их выгнал, да некуда! Все, я не могу. Я сдаюсь, Ты слышишь, я сдаюсь. (Гремит гром. Хорошо бы и молнию. Артур падает лицом на пол. Затем тихая музыка играет некоторое время. Артур продолжает лежать)

(Заходят Ядвига, Гвен, Назир и Жан-Пьер)

Ядвига: Артур, что с тобой, тебе плохо?

Артур: (медленно садясь по-турецки) Да вроде бы нет. Вы слышали гром?

Ядвига: Гром? Нет, здесь не было грома.

Артур: О, только не бейте меня тем же оружием, которым я бил вас. Вы не слышали грома?

Ядвига: Нет, а ты слышал?

Артур: Да, и молнии видел. И вообще со мной что-то случилось.

Жан-Пьер: Похоже, здесь со всеми что-то случается.

Ядвига: И что? Что это было?

Артур: Я не могу в точности этого объяснить. Я не видел никаких видений, но мне теперь гораздо легче. Гвен, прости, я тебя обидел. И вы, Назир тоже. (К жене) Дорогая, я был так груб с тобой, прости меня. Ты простишь меня?

Ядвига: Конечно, милый, я уже все забыла. Да потом ты ведь и не знал, что это правда.

Артур: Меня как будто загипнотизировали, я просто не понимал, что делаю.

Жан-Пьер: (слегка рассержено) Подождите-ка, Артур, значит, и вы тоже? Сначала Гвен, Ядвига, Назир, вот и вы теперь, (совсем разозлившись) а что же мне прикажете делать?

Ядвига: О Жан-Пьер, не расстраивайтесь, я уверена, что если немного подождать, то и с вами тоже что-нибудь случится... необычное!

Жан-Пьер: Вы хотите сказать, что со мной еще мало случилось, как вы изволили выразиться, необычного? Мало экзотики торчать в этом подвале...

Артур: Погребе...

Жан-Пьер: Погребе...Да, кстати, как вы собираетесь выбираться из этого.. г-мм.. погреба?

Назир: Не знаю, но я уверен, что мы выберемся. Я, если помните, заключил контракт. А контракт есть контракт. Тем более что я уже выполнил некоторую часть своих обязательств... Теперь дело за Ним.

Жан-Пьер: Да, но я-то не заключал никаких контрактов. А если лично вы выберетесь, а мы все нет?

Назир: Думаю, что мы все выберемся.

Гвен: Мне тоже так кажется.

Ядвига: О, конечно, я уверена, что мы все выберемся!

Жан-Пьер: (все еще злится) Вы все знаете что-то, чего я не знаю. Может расскажете? У вас всех значит вино, а у меня простая вода?

Артур: Кстати о вине (машинально наливает себе вина в бокал и пьет ). Ого, хорошее вино, никто не хочет полакомиться? (Разливает по бокалам на столе).

Назир: Ну-ка, попробуем. (Все разбирают бокалы)

(Гвен, Ядвига и Жан-Пьер на переднем плане).

Ядвига: Жан-Пьер, миленький, не печальтесь, все будет хорошо.

Жан-Пьер: Послушайте, я случайно слышал, как Гилберт говорил Артуру, что он способен организовать такой розыгрыш. Уверен, что это было дерзкое признание. Поверьте, вас всех надули!

Ядвига: Что вы, Гилберт только кажется плохим, на самом деле он очень хороший!

Гвен: А что тут плохого? У меня отличное настроение, я полна надежд и мне как никогда хочется жить! И, похоже, не мне одной! Если Гилберт способен организовать такое, то, значит, я его недооценивала.

Жан-Пьер: Вы хотите, чтобы и я в это все поверил? Ну уж нет, я-то докопаюсь до правды! (Уходит).

Артур: Итак, вино разлито по бокалам. Не дать ли нам Назиру завершить тот тост, который он так и не смог произнести. Давайте, Назир.

Назир: Боюсь, пока я был здесь, я разучился говорить тосты. Не дай Бог кому еще пройти через это. Хотя, знаете, я, как ни странно не жалею о том, что здесь произошло.

Артур: В общем и целом, я тоже.

Ядвига: Дорогой, да ведь это просто здорово!

Гвен: Да, интересное приключение...

Вбегает Жан-Пьер и тащит за руку человека (Некто)

Жан-Пьер: Вот кого вы все видели. Это он водит нас за нос.

Гвен: Кто это?

Жан-Пьер: Обыщем его. Это чей бумажник?

Артур: Мой.

Жан-Пьер: А побрякушечки чьи?

Ядвига: Мои серьги – Артур, твой подарок!

Жан-Пьер: Вот вам ваш рыцарь. Милые дамы, я в восторге от вашего выбора!

Ядвига: Но это жалкий тип совсем не похож на того, кого я видела.

Жан-Пьер: А может, он гипнотизер! Как же он у Артура бумажник вытащил из-за пазухи?

Гвен: Артур был сильно пьян. С него можно было и штаны снять – он бы не заметил.

Жан-Пьер: А серьги? Их-то из ушей просто так не вытащишь? Гипнотизер!

Ядвига: Я их сняла и на стол положила.

Заходит старуха

Жан-Пьер: Ага, вот еще одна жертва его гипноза. Ну-ка устроим очную ставку. Клянитесь говорить правду и ничего кроме правды.

Старуха: Чего тебе надо-то?

Жан-Пьер: Видели ли вы когда-нибудь этого мужчину? Отвечайте?

Старуха: Видела, еще бы не видеть.

Жан-Пьер: Ага, признала, значит. Хорошо. Угрожал ли он вам, оказывал ли на вас какое-либо давление?

Старуха: Еще бы, прямо к стенке прижимал.

Жан-Пьер: Вот-вот! Прислушайтесь к голосу разума.

Гвен: Если эта старушенция – голос разума, то чем тот не рыцарь?

Жан-Пьер: Продолжим. Каким образом он на вас давил?

Старуха: Телом давил, прижал, за горло схватил и давил.

Жан-Пьер: Чего же он от вас хотел?

Старуха: Известно что, денег хотел или выпить. У него всегда одно желание. Но я его в черном теле держу. У меня не забалуешь. Десять фунтов в неделю – и чтоб до следующей не показывался.

Гвен: Так вы его знаете, что ли?

Старуха: Знаю, дочка, знаю, это зятек мой. Наказал Бог таким родственничком. Хоть бы прибрал его побыстрее. Внучке жизнь бы не портил.

Гвен: Голос разума поперхнулся.

Жан-Пьер: Подождите, а не замечали ли вы за своим зятем какие-нибудь экстрасенсорные способности?

Старушка: А это что такое будет?

Жан-Пьер: Ну, например, что он у вас из-под носа деньги увел, а вы и не увидели.

Старушка: Раньше-то было. А теперь я умнее стала, прячу деньги так, чтоб ему не найти. Он и не найдет, куда ему!

Жан-Пьер: Кто-то над нами смеется. Кого же вы все видели? Это хоть человек был? (Ставит бомжа в позу с раскинутыми руками) Руки у него были, ноги, голова? (Толкает голову бомжа и она свешивается, он стоит прямо перед крестом, нарисованный раньше. Потом наливает вина и выпивает. Наливает другой и выплескивает на бомжа) Надело все это. Глупо! Трепыхаемся тут как мухи в паутине.

Гвен: Оставьте его теперь, ему и так тяжело

Ядвига: Да разве он не хочет радоваться, почему он злится на нас?

Артур: Значит, не время ему сейчас радоваться.

Жан-Пьер: Не могу я поверить в хорошего Бога, не могу. В таких богов, которым людей в жертву приносят – могу, а в хорошего, который Сам себя в жертву – не могу.

Гвен: Я тоже раньше не могла, а теперь почему-то могу.

Слышен истошный вопль. Вбегает старушка и валится на колени перед Артуром )

Старушка: Помилуй, господин, не уберегла. Отобрал, ирод, силой отобрал. Я отлучилась ненадолго – зятя искала. А он зашел и отобрал.

Артур: Встаньте. Что и кто у вас отобрал?

Старушка: Он, квартирант ваш, отобрал силой. Сначала уговорами примащивался, а потом силой отобрал.

Артур: Что отобрал?

Старушка: Реликвию. Я ее как зеницу ока берегла, мне так мой отец велел, а ему - его отец. Он так ее стерег, никому не давал даже смотреть на нее, говорил, старинная фамильная ценность. Я ее хранила в специальной комнате, чтобы не испортилась, ночами не спала...А этот ваш квартирант... (Заходит Гилберт, тащит в руках бочонок, за ним скачет довольная внучка).

Гилберт: Артур, скажите ей, наконец, что я не квартирант.

Артур: У меня нет квартирантов, это не пансион, а родовой замок. (Старушке) Успокойтесь, он мой гость. Вы можете идти. (Она и внучка делают шаг назад, но не уходят).

Артур: Я же сказал, вы можете идти. (Они стоят на месте)

Внучка: (Гилберту) А можно мы останемся посмотреть? Ужасно хочется.

Артур: Ладно, пусть остаются. Гилберт, что это вы сюда притащили?

Гилберт: Господа, вы не поверите. Это полный бочонок совершенно сухого пороха. Это наш верный путь наверх. Можете считать, что вы свободны. Жан-Пьер, послезавтра вы будете в Америке на своей выставке, а вы, Назир, сможете проверить, как там чувствуют себя ваши скоропортящиеся продукты. Нужно только правильно все рассчитать, и мы свободны! (Пауза)

Артур: Если там наверху еще что-нибудь осталось.

Жан-Пьер: А если никакой Америки уже нет?

Гвен: Тогда, может быть, нам лучше оставаться здесь?

Гилберт: Что это за упаднические настроения? Не торчать же здесь, когда есть возможность вырваться.

Назир: Да тут, в сущности, не так уже плохо. Артур, мы вас не обременяем своим присутствием?

Артур: Да нет, пожалуйста, оставайтесь, сколько хотите.

Гилберт: Эй, да вы, пожалуй, струсили. Чего вы боитесь?

Назир: Не забывайте, Гилберт, что сейчас это вопрос жизни и смерти.

Гилберт: Что наша жизнь - подвал!

Жан-Пьер: Неужели это, правда, возможно? Поверить не могу!

Артур: Да, Гилберт. Надо сначала очень хорошо все продумать.

Гилберт: Артур, вы меня удивляете. Вы собираетесь торчать здесь дальше и пить эту барматуху, в то время как наверху вас, возможно, ждет лучшее вино.

Жан-Пьер: Гилберт, и вы тоже в эту мистику уверовали?

Гилберт: Вы только представьте себе, что я почувствовал, когда нашел этот трофей. Думаю, он лежит здесь с семнадцатого или восемнадцатого века. И судя по тому, что говорила эта почтенная дама (указывает на старуху), его берегли как зеницу ока и содержали в тепле и сухости. Вы можете себе представить: он пролежал тут столько веков, чтобы мы сегодня могли выбраться отсюда. Тут поневоле задумаешься. К тому же я знаю, что Гвен не сошла с ума, а Ядвига не придумала свою исповедь. ДА и Назир вряд ли смог сфабриковать такую историю. Да и надо же во что-то верить в конце-то концов!

ГВен: Гилберт, с чего это ты так переменился?

Гилберт (оттаскивает Гвен в сторону): Гвен, уговори их, это же наш шанс, как ты не понимаешь?

Гвен: Чей шанс?

Гилберт: Послушай, я шел по этим коридорам и думал о том, что мне не для чего жить. Это не была депрессия. Я пытался найти хоть какую-нибудь причину оставаться в живых и не нашел ни одной. Никому я ничего хорошего не могу дать, даже самому себе.

Гвен: Почему же, Ядвиге ты очень нравишься.

Гилберт: Гвен, пожалуйста…

Гвен: Прости, продолжай.

Гилберт: Да нечего особенно продолжать. У меня есть силы и желание жить дальше, и я призываю тебя в свидетели – будешь моей совестью.

Гвен: Почему бы тебе не назначить своей совестью кого-нибудь помоложе и покрасивее?

Гилберт: Не прибедняйся, Гвен, ты вполне удовлетворяешь мое самолюбие, которому я, кстати, не собираюсь больше давать много воли.

Гвен: Чему же ты будешь давать волю?

Гилберт: Пока не знаю точно, но могу обещать тебе право голоса на всю мою жизнь.

Гвен: Один мой против пяти твоих?

Гилберт: Один твой против одного моего и все мои голоса за тебя всегда. И если они не согласятся, давай сбежим вдвоем.

Гвен: Они согласятся, будь уверен… а вот потом мы сбежим вдвоем.

Гилберт (ко всем): Ну что, вперед?

Назир: Пожалуй.

Жан-Пьер: Стоит рискнуть. А, была не была!

Ядвига: Дорогой, мне немного страшно.

Артур: Гилберт, давай быстрее, пока я не передумал.

Жан-Пьер: Может, глоток вина напоследок?

Гилберт: Нет уж, подождем того вина, которое нас ждет наверху.

Конец спектакля.