"Вот пост, который Я избрал:
разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу." (Исайя 58,6).
Я поднялся на трибуну. Собственно с этого все и начало быть, что начало быть. Трибуна была большая, просто огромная. Справа от меня стоял графин с водой, стакан и тарелка с пирожным. Слева – лежала большая Библия в кожаном переплете, рядом с ней - блокнот и ручка. Таким образом, трибуна была вполне оборудована для жизни, и на ней можно было находиться сколь угодно долго. Вплоть до второго пришествия.
Она стояла посреди сцены, возвышаясь над зрительным залом, как корона над головой. С такой высоты сидящие внизу напоминали собой муравьев, готовых по первому же приказу броситься выполнять любую работу. Я посмотрел с высоты на них и поднял руку. Тут же в зале воцарилась гробовая тишина. Я опустил руку и в зале опять стали шушукаться, переговариваясь между собой. Я вновь поднял руку. И опять моментально воцарилась такая же гробовая тишина. Эта игра мне понравилась.
Я открыл рот. Сказать было нечего. Мысли сумбурно плавали в голове, как кильки в томатном соусе. Мое внимание привлекла большая зеленая муха, летавшая по залу. Я начал наблюдать за ней, словно бы ища подсказки. Я следил за ней внимательно и сосредоточено, разглядывая ее трудный полет и вслушиваясь в монотонное гудение. Постепенно муха превращалась в тяжелый бомбардировщик, который вез свой смертоносный груз куда-то по назначению. Для себя я решил, что как только муха приземлится, я произнесу свое первое слово. Пока не знаю, какое именно.
Люди, сидящие в зале, с таким же напряжением смотрели на меня, как я смотрел на муху. В результате возникла цепная реакция. Весь зал впал в летаргическое ожидание бомбардировки. А муха все еще выбирала, на чью голову приземлить свой неотложный груз. Мы все находились под одной мухой и ощущение, что от меня чего-то ждут и я всем нужен, приятно согревало душу. Они зависели от меня, а я вот зависел от мухи. Власть над залом делегировалась мне прямо с неба.
Наконец, гул мушиных турбин стих. Я вымолвил слово, первое пришедшее мне в голову.
- Вначале было слово, сказанное с трибуны! – с пафосом произнес я, и все в зале одобрительно закивали головами-муравьями. Затем я сделал длительную и многозначительную паузу, соображая, что бы еще сказать такого глубокомысленного. Одновременно я давал возможность муравьям поразмышлять над сказанным и вообще задуматься над их беспросветной жизнью.
В этот момент муха взлетела опять и вновь приковала к себе мое внимание. Она уже успела сделать свое нехитрое дело, доставила груз по назначению, что было видно по легкости ее полета. Она стремительно взмыла вверх и мысль моя так же стремительно потекла по проторенному годами руслу. Я начал окармливать паству, сидящую подо мной. Запустив в действие окармляющий механизм, теперь я мог спокойно отключиться от процесса и предаться размышлениям о столь дорогом моему сердцу предмете.
* * *
Обязательно нужно сказать, что моя трибуна одна из самых больших в городе. Такая есть еще только в мэрии и в городском суде. Недаром она вызывает столько зависти у пасторов других церквей. Каждое слово, произнесенное с этой трибуны, кажется главным. Вообще, она вдохновляет на множество важнейших мыслей и слов. Именно на ней я придумал поговорку, которая, без сомнения, станет народной – «Не человек украшает место, а место красит человека!» Как точно подмечено, не правда ли?
Но далеко не все знают, что обращение с такой большой трибуной требует и известной доли осторожности. Навыка, что ли. Вот на прошлом собрании был у нас один знаменитый заморский проповедник. Несмотря на всю свою знаменитость, он не рассчитал своих сил, и в запале проповеди свалился со сцены прямо в зал, к этим одинаковоголовым муравьям. Как он перепугался, бедняга! Муравьи сразу бросились к нему и стали молиться!
А почему, если разобраться, он упал? Да потому, что слишком далеко отошел от трибуны. Нарушил правила безопасности. За трибуну нужно держаться двумя руками! Она наша крепость и сила!
Поэтому я, как вы понимаете, против того, чтобы проповедник покидал трибуну. А тем более, чтобы спускался со сцены в зал и ходил между рядами, как это нынче стало модно в некоторых церквях. Рабочее место проповедника – это трибуна, а не зрительный зал. А значит, стой на ней и держись за нее! Тогда за тобой пойдут люди.
Десять лет назад, когда я только начинал свою церковь, каждый желающий мог подняться на трибуну. Братья и сестры запросто подходили к ней и так по-панибратски, без комплексов, облокачивались на нее. Словно у себя дома! Из этого, как вы понимаете, ничего хорошего не получилось. Одни разлады!
Как-то пришел к нам один новенький. Покаялся в нашей церкви. Талантливый, надо сказать, парнишка. Когда он стоял на трибуне, весь зал слушал его, затаив дыхание. Да и я сам, бывало, замечал себя, слушающим его с раскрытым ртом. Потом как-то обратил внимание, что в собственных проповедях использую его выражения и мысли. А это, я вам скажу, нехорошо так зависеть от другого человека! Что если он захочет прибрать мою трибуну к своим рукам?
И вообще, я вам скажу, демократия в церкви неуместна! Трибуна должна находиться в одних руках! Бог, Он - Бог порядка, а не анархии! А если каждый захочет встать на трибуну, что тогда будет? Паства без лидера все равно, что народ без царя. Ею управлять нужно.
Одним словом, что-то нужно было делать с этим новеньким. А тут и случай подвернулся подходящий. Стал тот новенький использовать трибуну не по назначению. Вместо того, чтобы давать ответы, начал вопросы задавать. На что это у нас используются средства, собранные с десятин и пожертвований? И почему в церкви есть люди, которым не за что порой купить себе хлеба, а служители церкви каждый год покупают себе новые иномарки? Ишь, на что замахнулся, молодик! На Святое Святых церкви! На ее Плоть и Кровь! Без году неделя в церкви, а уже вздумал обличать порядки! И то, по нему, не соответствует у нас Слову, и это! Совсем всех замучил.
Пришлось применять соответствующие меры. Сначала, для профилактики, объявил я его заблудшим. Запретил подходить к трибуне даже близко. Однако его это не остановило. Он и без трибуны говорил. Тогда я объявил с трибуны, что в нем – дьявол и запретил всем остальным даже здороваться с ним. Думал, сам уйдет, по-хорошему. А он все не уходит. Приходит в церковь, сидит себе отдельно и молчит. Глаза только всем мозолит. Пришлось припугнуть его маленько. Только тогда и ушел. Может, испугался, а может, и связываться не захотел. Сам все понял.
А чтобы он и другим церквям не навредил, я всем своим коллегам-пасторам сообщил, чтобы его нигде не принимали. Что он – бунтарь и разрушитель церкви! Подстрекатель беспорядков!
Потом я сон видел, как мама выбрасывает новорожденного своего на помойку. Да еще и табличку на него цепляет, что он – прокаженный. Чтобы никто не взял его. Да ну его! Я вообще всяким снам не доверяю. Суета сует все это! Церковь не может угождать каждому! Наоборот, каждый должен стремиться угодить церкви! А если кому в церкви не нравиться, - как говорится, скатертью дорожка. В чужой монастырь со своим уставом не ходят! Вот так! Муравьи в нашей церкви, слава Богу, хорошо это понимают. И слово, сказанное с трибуны для них закон! Божий закон!
* * *
Муравьи вообще должны верить во что-то материальное. В эту трибуну, например. Что она поставлена Самим Богом и с нее Сам Бог говорит к ним. Муравьи верят, что эта трибуна – святая! Если они не будут в это верить, они просто перестанут ходить в церковь. Чем же тогда будем заниматься мы, проповедники?
Поэтому эту веру в муравьях нужно всячески поддерживать. А для этого, скажу я вам по секрету, не следует с ними сближаться. Пусть они вас не знают, как следует. Пусть ваша личная жизнь остается для них в тайне. Верить можно лишь в то, чего до конца не понимаешь! Перед чем благоговеешь! Дистанция – наша сила! Дистанция, дистанция и еще раз дистанция! Трибуна – это дистанция! Чем выше трибуна, тем больше дистанция между святым и грешным. Ореол святости должен окружать трибуну. Попробуйте-ка просто так подойти к человеку на трибуне и послать его куда подальше! Не получиться! А вот на улице, без трибуны – запросто мы это делаем. Не правда ли?
Именно трибуна поднимает человека на высоту и обеспечивает ему положение в обществе. Дает ему авторитет и известность. Приносит ему популярность и славу.
Вот я, к примеру, начинал с простого проповедника. А теперь я уже епископ! Возглавляю целое объединение церквей! Сам мэр города со мной за ручку здоровается. Не говоря уже о том, что я регулярно выступаю на телевидении, радио, в прессе. Бизнесмены стоят в очереди перед моим кабинетом, чтобы отдать церкви очередное пожертвование.
А какие вообще перспективы открываются с этой трибуны! В масштабах всей страны! Чем выше трибуна, тем больше с нее, знаете ли, видно. Так что трибуна, она, как маяк! Убери трибуну – и мир погибнет во тьме! Недаром же к трибуне все так рвутся.
Один мой знакомый проповедник даже заказал себе на мебельной фабрике переносную трибуну. Знаете, такую, складывающуюся. Как выходит из дома, берет ее всюду с собой. А вдруг, понадобиться. Ведь он своей церкви не имеет. Так, голубь залетный-перелетный. Его в своей церкви на трибуну не пускали, так он теперь по другим ходит. Все ищет, где бы на трибуну взобраться. А нигде теперь не пускают! Ха-ха! Поезд ушел! Уже не те времена, что раньше! В какой же голубятне подпустят залетного голубя к кормушке?
Зеленая муха совсем обнаглела и стала кружиться надо мной, прервав ход моих рассуждений. Как бы не села мне на голову, - подумал я. Только сегодня как раз голову помыл. Еще занесет какую инфекцию. Ведь летает себе где-то по помойкам, и садится на всякое г…
Я представил себя прахом в земле после смерти. Душа, конечно, взлетит к Богу. А вот для своих тлеющих останков я закажу себе монумент. Кресты нынче уже не в моде. На моей могиле будет стоять такая композиция - огромной высоты трибуна, а на ней я стою. А за моей спиной как бы такая дорога, начинающаяся от земли и ведущая до самого верха трибуны. По этой дороге множество муравьев поднимаются за мною в небо. Сразу за мной – ближайшие соратники, их рельефы будут сделаны подробно, а дальше за ними остальные муравьи все меньше и меньше в размерах, но в количестве, наоборот, все больше и больше! Муравьев будет много! Вплоть до самых маленьких точек возле земли у начала дороги. Такая себе точка – муравей в натуральную величину. Откуда и я начинал свой путь на эту трибуну.
