– Парамошка-то? Да кто ж его не знает? – удивилась баба Ефросинья. – Конечно! У нас он жил. Аккурат во-он в том домишке у речки. Его-то, домик тот, уж было ломать собирались, шоб место не занимал, а ишь-ты, сгодился. Чо гришь-то, золотенькая моя? Я ж бабка старая глухая! Громчей спрашивай. А, почему жил, интересуесся? Куда уехал? Да как жеж куда? Не уехал он. Еще прошлой осенью приказал долго жить, горемычный наш...
О, говорят про моего хозяина! Я заинтересованно вылезла из-под крыльца и посмотрела на гостью. Девочка маленькая, ростом не выше козы Машки. Волосики длинные, русые, платьице в горошек, на ножках сандалии. А на глаза слезки навернулись, как услышала.
Неудивительно. Я сама плачу всякий раз, как про хозяина вспоминаю. Но то слезы хорошие, сладкие. Хороший он был, Парамошка. Самый лучший хозяин на свете, так я вам скажу. Было в нем что-то такое, непохожее на всех других хозяев.
– Как приказал долго жить? – удивляется девочка, всхлипывая. – Он ведь еще не старый был!
– А что поделаешь, – всплеснула руками баба Ефросинья. – Шестьдесят годочков, да, жить бы ему еще да жить. Мне вон восемьдесят девять этой зимой стукнуло, а я все скриплю. А Парамошку-то вот, прибрал Господь к себе, от горя людского подальше. Да ты кто будешь-то?
– Я Катя из Подберезовки. Мы с дедушкой Паромоном в прошлом году познакомились...
– Охохонюшки, деточка. Что же мне с тобой делать-то? Это ж надо жеж, какую дорогу проделала, и такая маленькая! Ну пойдем, что ли, я тя чайком напою...
Старушка и девочка ушли в дом, а я тихонько поскулила – немного, самую малость, и забралась обратно под крыльцо. Вспоминать Парамошку.
Редко бывает, чтобы собаки пережили своих хозяев. Век у тех куда длиннее нашего. По-своему, у человека семь жизней. Если мерить нашими, собачьими. И это правильно. Ведь это мы для них живем, а не они для нас, как думают эти... некоторые тут!
Из домика послышался голос девочки. Я прислушалась... А-а, ну конечно же! Помню я эту Катю из Подберезовки. И как сразу не унюхала? Задумалась, наверное. Мы с хозяином тогда много дорог исходили, по всем деревням прошли, даже до самых дальних городов добирались. Так эта Катя, Катюшка за ним хвостиком бегала, все его истории слушала, вопросы задавала. Плакала даже, когда мы в другое место собрались идти, расставаться не хотела.
Такой он был, мой хозяин. Не любил на месте сидеть. Было в нем что-то, все мы, собаки, это чувствуем, но как оно называется – не знаем. Но запах у этого чего-то особенный. И вкус! Я его до сих пор помню. Да и как не помнить, если этим вкусом и запахом вся наша деревня пропиталась? Он такой... не сладкий, но и не горький. Пахнет не травой и не цветами, а вроде бы как самим небом даже! Словно кусочек его упал вниз и все вокруг собой напитал. Помню, я всегда любила лежать подле хозяина. Клала морду ему на ноги и вдыхала, вдыхала этот запах. Чувствовала этот вкус – как от кусочка неба.
И люди к нему собирались. Слушали, как мой хозяин о далекой стране рассказывает, о людях, которые в ней жили. Как читал из большой кожаной книги. Я половины из того не понимала, но узнавала вкус прочитанного. Так, как умеем чувствовать вкусы и запахи только мы, собаки. Вкус слов, вкус взглядов, ароматы тепла и любви.
Мне очень недостает моего хозяина. Когда его не стало, я несколько дней провела рядом с тем местом, где его закопали. Лежала на земле, плакала, звала его обратно – к себе, к людям нашей деревеньки. А потом подумала: странное дело. Здесь не пахнем Паромошкой! Я лизала эту землю, бегала вокруг, принюхивалась, прислушивалась, причувствовалась. Не было здесь моего хозяина! Тогда я вернулась. И, вы не поверите, каково же было мое удивление и восторг, когда я нашла то, что искала, там, в деревне! Во взглядах людей, в их словах... Не во всех, конечно. Были и те, кто на меня палкой замахивались или ногой отпихивал со словами: «Пшла вон, сучка!» Обиднее тех слов я редко когда слышала. Но ничего, зато все здесь напоминало мне о хозяине. Люди пахли моим Парамошкой, его улыбкой, его словами, его рассказами. Его любовью. И я вдыхала ее, слизывала с ладоней тех, кто меня гладил.
О! дверь бабы Ефросиньи скрипнула. Старушка и девочка вышли на крыльцо. Смотрят на небо и улыбаются. Я вылезла из-под крыльца и подошла к ним. Заметили, улыбаются. Ууу! Как же приятно, когда тебя гладят, когда чешут ребра!
– Это ваша собачка, да? Какая она красивая!
– Моя? Ну что ты, Катенька! Это ж как раз евойная и есть, парамошкина-то. Прибилась как-то больная, тощая. Думали, околеет, а ан нет, гляди-тко, выходил златоустый наш. Так с тех пор у нас и живет. Мы думали, убежит куда, как Парамошка, царствие ему небесное, преставился. А она побегала-побегала недельку, да и вернулась.
– А можно, я ее возьму себе? – девочка посмотрела на старушку и села на корточки передо мной.
А я... а я посмотрела в ее глаза и поняла, что нашла нового хозяина. Глаза девочки были точь-в-точь как глаза моего Парамошки, когда тот смотрел на меня. И пахло от ее точно также. Не сладко и не горько, не лугом, не морковью и не соломой. А чем-то, чему мы, собаки, не знаем названия. А еще добротой, теплом и любовью.
И я тоже посмотрела на бабу Ефросинью. Можно, она возьмет меня себе?
Олег Панферов,
Россия, Москва
Родился в 1974 году, женат, воспитываю сына.
Писать стихи, сказки, фантастические и детективные рассказы начал во втором классе. В четвертом заслужил похвалу от преподавательницы русского языка и литературы, в пятом посылал четыре своих стихотворения в редакцию "Пионерской правды"
В 2005 выпустил первую книгу - фэнтезийный роман "Мир, в котором почти ничего не происходит". сайт автора:СКАЗОЧНИКИ.РУ
